Спасатель. Серые волки

Вот на этом мрачном фоне и разыгралась кровавая трагедия. Прозвучавшее по радио сообщение, как и все подобные сообщения, отличалось телеграфной краткостью стиля и касалось исключительно фактической стороны дела. Факты же были таковы: однажды, собравшись к заутрене, монахи обнаружили, что обычно запиравшиеся на ночь двери монастырского храма распахнуты настежь. На полу в алтаре плавал в луже собственной крови труп отцанастоятеля преподобного иеромонаха Феофила со зверски раскроенным черепом. Орудие убийства – один из топоров, которыми братья кололи дрова на хозяйственном дворе, – валялся тут же, в трех шагах от тела. Храм оказался обобранным дочиста. Те, кто совершил это кощунственное, зверское злодеяние, унесли с собой богатую добычу: монастырь, о котором шла речь, был одним из немногих, чьи богатства не были разграблены и пущены по ветру большевиками. Стараниями тогдашней братии все монастырское золото и святыни, в числе коих называлась и чудотворная икона святого Николаяугодника, некогда служившая объектом паломничества из самых дальних уголков России, были надежно спрятаны. Из тайника их извлекли совсем недавно, когда монастырь вернули православной церкви, и вот теперь эти бережно, с риском для жизни сохранявшиеся на протяжении почти целого века святыни стали добычей убийц и грабителей.

Святая православная церковь предала преступников анафеме; московский патриарх назвал это злодеяние едва ли не самым чудовищным со времен установления советской власти и заявил, что о стоимости похищенных реликвий говорить не приходится, ибо они бесценны как в материальном, так и в первую очередь в духовном смысле. Независимые эксперты, в руки которых попал примерный список украденного, также затруднились дать точную оценку, однако сошлись во мнении, что с учетом художественной, исторической и культурной ценности перечисленных в списке предметов речь идет о сумме, исчисляющейся несколькими миллионами – понятно, что не рублей.

Помнится, прослушав это сообщение, Мажор лишь горестно вздохнул и пожал плечами: ну а чего вы хотели? Быдлу только дай волю, оно вам еще и не такого наворотит. Оно, быдло, составляет подавляющее большинство населения любой страны, только в одних странах им научились управлять, а в других – нет. Например, тут, в Европе, быдло научили уважать закон, накормили его от пуза, дали ему тряпки и развлечения на любой вкус, оно и довольно – в охотку тянет лямку и не вякает. А если чемто вдруг недовольно, если и вякает по какомунибудь пустяковому поводу, то тихонько, вполголоса, с соблюдением предписанных законом правил и установлений. Потому как здесь, в отличие от матушкиРоссии, закон – не дышло, которое можно вертеть, куда заблагорассудится, и ему до каждого есть дело. Только рыпнись, а он уже тут как тут – вежливо берет под козырек и предлагает пройти в участок…

Его полное полупрезрительной горечи философское благодушие как рукой сняло тем же вечером, когда все та же Бибиси в очередном новостном выпуске передала, что по подозрению в совершении вызвавшего широкий общественный резонанс преступления задержан один из восьми проживавших в монастыре трудников, имевший, по непроверенным сведениям, криминальное прошлое и ранее судимый за кражу. Британской радиостанции, в отличие от российских СМИ, на тайну следствия было наплевать с высокого дерева, благо следствие велось не в Великобритании. Этим пронырам удалось выведать имя подозреваемого, и они без малейшего колебания выдали его в эфир. Вот тутто Мажора и перекосило: подозреваемый был не кто иной, как Монах – храбрый Портос, отчегото перепутавший роли и вместо Арамиса подавшийся в монастырь.

Собственно, догадаться, каким ветром его занесло под Рязань и прибило к монастырским воротам, было несложно: перетрусивший Монах спрятался там от мести Пузыря, и, следует отдать ему должное, спрятался хорошо – вряд ли комуто могло прийти в голову искать этого отморозка в действующем православном монастыре.

Домыслить остальное тоже было нетрудно. Возможно, Монах сидел бы под защитой монастырских стен и мирно колол дрова до скончания века, но гдето с месяц назад Пузыря чуть ли не со всеми его бригадирами покрошили в капусту конкуренты. Угроза миновала, и Монах решил, что пришла пора возвратиться в мир – лучше, конечно, не с пустыми руками. Промежуток между зарождением идеи и ее претворением в жизнь у него всегда был минимальный; решив, по обыкновению, что все ясно как божий день и что продумывать и планировать тут нечего, этот кретин с ходу начал действовать и, как обычно, напортачил. А напортачив, сел – теперь, надо полагать, надолго, если не навсегда.

Что ж, туда ему и дорога, решил тогда Мажор.