Спасатель. Серые волки

Яблоко имело отчетливый привкус Лизиной тревоги. Кремовые стены и белый больничный потолок ощутимо давили на психику, заставляя усомниться в разумности затеянного мероприятия. Что, в самом деле, он здесь потерял? Стоит ли донимать расспросами безнадежно больного, умирающего человека ради еще одной грязной, вполне банальной для России истории о взятках, переделах собственности, предательстве и вероломстве? Еще, чего доброго, и впрямь заразишься – не опухолью, так депрессией…

Прогнав пораженческие мысли, недостойные члена Союза журналистов России, Андрей выбросил огрызок в мусорную корзину и прислушался. В коридоре царила мертвая тишина: рабочий день кончился, медицинский персонал разъехался по домам, а дежурный врач удалился в ординаторскую. Ординаторская располагалась в соседнем крыле, по другую сторону примыкающего к лестничной клетке просторного холла, так что о молодом докторе можно было с чистой совестью забыть. Усилием воли заставив себя взбодриться, Андрей вынул из тумбочки и положил в карман пижамы цифровой диктофон: тянуть резину не имело смысла, настало самое время немного повынюхивать и посмотреть, есть ли тут чтонибудь, что стоило бы раззвонить всему свету.

Залитый мертвенным светом люминесцентных ламп коридор был пуст и безжизнен, как обратная сторона Луны. В одном его конце – том, что справа от Андрея, – находилась просторная рекреация, заставленная мягкой мебелью, кадками с тропической зеленью и прочими излишествами, призванными по задумке облегчить страдания здешних пациентов – если не физические, то хотя бы моральные и если не целиком, то хотя бы частично. Там же, ко всему прочему, находился и сестринский пост, по чьейто странной причуде расположенный таким образом, что дежурная медичка, сидя за своим столом, не могла видеть ничего, кроме вышеописанных мебельнотропических излишеств и раскинувшегося за окном больничного парка. С той стороны доносилось приглушенное бормотание телевизора, чьето хриплое покашливанье и шарканье подошв – те из ходячих больных, что были более прочих подвержены стадному инстинкту, по старинке наслаждались просмотром очередного телесериала в обществе себе подобных (и, разумеется, дежурной сестры, которая совмещала приятное с полезным, одним глазом наблюдая за перипетиями убогого штампованного сюжета, а другим – за вверенным ее попечению контингентом).

Ситуация на правом фланге Андрея целиком и полностью устраивала, и он сосредоточил свое внимание на левом. Там, в торце длинного белого коридора, находилось широкое окно, подле которого сочно зеленел произрастающий в тяжелой шамотной кадке двухметровый фикус. В тени этого могучего растения расположился удобный офисный стул, на котором, широко расставив ноги в высоких армейских ботинках, откровенно клевал носом такой же, как фикус, длинный и тощий субъект в форме сержанта полиции. Он был в бронежилете и держал на коленях укороченный «Калашников», поверх которого белела развернутая газета.

Справа от сержанта, ближе к Андрею и дальше от окна, находилась дверь охраняемой палаты, в которую свободный журналист Липский планировал в ближайшее время просочиться. Поставленный по другую сторону двери стул пустовал, из чего следовало, что с активными действиями надо бы повременить. На пост заступали двое: сержант и прапорщик; прапорщик в данный момент отсутствовал, а вести щекотливые переговоры полагается со старшим по званию – если, конечно, вас интересует результат, а не сам факт общения с представителем власти.

Воспользовавшись вынужденной паузой, Андрей проверил экипировку. Все было на месте и в полной боевой готовности: деньги лежали в нагрудном кармане пижамы, диктофон в левом, а мобильный телефон – в правом, под рукой, как верный кольт. Оставалось только ждать и надеяться, что стрелять из этого кольта сегодня не придется.

Вскоре со стороны рекреации послышались тяжелые, неторопливые шаги. Прапорщик появился в поле зрения Андрея, неся в руках пластиковую бутыль кокаколы и два яркожелтых пакета с чипсами. Эта неуставная поклажа подтвердила предположение Липского, смекнувшего, что надолго отлучиться с поста прапорщик не мог и отправился если не в сортир, то почти наверняка к установленным в холле около лестницы торговым автоматам.

Когда доблестный страж порядка приблизился, Андрей шагнул ему навстречу.

– Одну минутку, командир, – сказал он, старательно балансируя на тонкой грани между заискиваньем и панибратством, которую чувствовал под собой всякий раз, когда был вынужден разговаривать с нижними чинами полиции. – Можно один вопрос?

Прапорщик остановился, с солидной неторопливостью переложил все свои покупки в левую руку, а освободившуюся правую весьма красноречиво опустил на казенник висевшего на плече дулом вниз автомата.

– Ну? – неласково спросил он, покончив с этой подготовительной процедурой.

– Есть одно дельце, – сказал Андрей и, стараясь быть предельно лаконичным и внятным, дабы не перегружать оперативную память собеседника, изложил суть своей просьбы.

– Вы что, больной? – выслушав его, холодно осведомился прапорщик.