Вот только япошкам бы всем себе теперь лучше самим пузы повзрезать, как тот, которому я башку снес. Не простит им этого государь наш, ох, не простит! Как мы допели, так государь вдруг махнул полстакана «орленой», да и запел. Хорошая песня, душевная. Сам, верно, сложил. Всех-то слов я не упомню, а только поется в той песне, что, мол, ежели, к примеру, завтра, храни бог, война, то за батюшку царя да за Русь-матушку весь рассейский народ как один человек встанет! И что, мол, если завтра война, то ужо сегодня к походу готовиться надобно! Ну, мы как с Филимоном это услыхали, так сразу государю и говорим: "Приказывай, батюшка! Готовы мы!" А он посмотрел на нас, обнял, да и отвечает, что, мол, он и сам это знает, а только пока не все и не всё еще к войне готово. А то эти макаки у нас бы красной юшкой еще бы вчера умылись! Не простит им государь, ничего не простит!
А потом государь наш совсем напился. Про то мы одни с Филимоном знаем, да вот только никомушеньки не расскажем. Хоть на куски нас режь! Даром мы, что ль, государевы друзья?
Стакан-то государь отставил и вдруг видим мы с Махаевым, что глаза у него изменились. Смотрит на нас государь и, видно, понять не может: кто мы такие, откуда взялись? Потом петь что-то про артиллеристов начал, которым кто-то с чудным прозвищем «Сталин» приказ отдал. Потом батюшка-то наш молиться стал. Вот сколько я с государем, а ни разу не видел, чтоб он на колени перед образами падал. Лоб перекрестит и ладно. А тут так молился, что аж страшно становилось. Все о каком-то освобождении просил. Перемигнулись мы тут с Филей, да и решили, что не гоже государю в таком виде перед остальными себя оказывать. Ну, и… короче, скрутили мы его, опояской махаевской связали, да на постелю и положили. И вот что удивительно: я-то думал, что нам это большим боком выйдет, ведь государь-то дерется, прости господи, чисто как сатанюка, ан нет! Даже и противиться-то толком не мог, только отмахивался как-то вяло… Ну, да оно и к лучшему, а то без синяков и ссадин бы не обошлось.
На другой день государь и занятия утренние и завтрак проспал, и только уж опосля обеда пробудиться изволил. К тому времени наш «Нахимов», а с ним и еще четыре русских корабля уж давно от японского берега уплыли и во Владивосток торопились. А мы все это время, хоть и пьяные были, каюту государеву охраняли, да никого к нему не допускали. А как проснулся он, так ровно и не пил ничего вчера. Я его еще, грешным делом, спросил, про песню ту, что он вчера сложил. Мол, вели, батюшка, чтоб атаманцы твои эту песню выучили. А он улыбается, и ласково так говорит мне: не время, мол, братишка, еще для этой песни. Придет время, не то, что атаманцы — вся страна ее выучит…
Глава 15
Нельзя сказать, чтобы смерть Георгия-Леонида тронула меня очень уж сильно. Все-таки и «братец» Георгий и «иновремянин» Леонид были люди малознакомые. Я больше жалел о потере Хабалова да своих атаманцев и стрелков. Эти ребята со мной почти три года прожили — я всех по именам знал! Но все произошедшие в Японии события наглядно показали, что ребятишки из будущего окончательно перестали стесняться в выборе средств. Стало окончательно, до донышка ясно, что покинь я сейчас тело цесаревича — ему все равно не жить, а заодно «зачистят» и всех к нему приближенных и отдаленных.
Вот это прибило мой мозг до состояния анабиоза — осознание факта неминуемой скорой смерти и разрушение всего дела, над которым я столько работал. Остро захотелось спрятаться куда-нибудь в глухой медвежий угол и чтобы все про меня забыли. Но потом, взглянув на спокойные, открытые лица Егора и Фили, полные самого святого доверия ко мне, доверия, сравнимого разве что с доверием Господу Богу, я понял — нет, не могу я их оставить! Они простят мне все, что угодно — кроме трусости! Ну, а раз так — вперед! Что бы я не делал в дальнейшем, самолюбие утешала одна догадка — раз уж на меня бросили такой десант — значит, я уже сделал что-то такое, в корне поменявшее "естественный ход истории"!
Последствия покушения были весьма интересными и удивительными.
Во-первых — мой «батюшка», император Александр, всегда был решительным мужиком, а уж с тех пор как пить завязал… в общем, он объявил мобилизацию первой очереди резервистов и отдал приказ Балтийскому флоту о подготовке к переходу на Дальневосточный ТВД. Хорошо еще, что до прямого объявления войны пока не дошло.
Во-вторых — мировая общественность однозначно была на нашей стороне и через свои средства массовой информации настойчиво требовала покарать зарвавшихся косоглазых обезьян. Однако уклон был скорее в межрасовые отношения — мы были "белыми прогрессорами", а японцы — "желтыми дикарями".