Спартак

Это молчание было нарушено Спартаком. Словно находясь в одиночестве или в забытьи, он, устремив неподвижный и задумчивый взор на стол, медленно прошептал, отделяя слово от слова, одну строфу из песни, которую в часы упражнений и фехтования обычно напевали гладиаторы в школе Акциана:

Свободным он родился,

Не гнул ни разу спину;

Потом попал в железные

Оковы на чужбину;

И вот не за отечество,

Не за богов родимых

Теперь он биться должен.

Не за своих любимых

Сражаясь, умирает

Гладиатор...

- Наша песня! - прошептали некоторые гладиаторы с удивлением и радостью.

Глаза Спартака заблестели так сильно, что легко можно было угадать, как неизмеримо он счастлив. Затем он снова принял мрачный и равнодушный вид и рассеянно спросил своих товарищей по несчастью.

- К какой школе вы принадлежите?

- К школе ланисты Юлия Рабеция.

Спартак взял со стола свой бокал, выпил его содержимое и, как бы обращаясь к входившей в этот момент рабыне, сказал равнодушным голосом:

- Света!

Гладиаторы быстро переглянулись, и белокурый юноша добавил с рассеянным видом, словно продолжая начатую беседу:

- И свободы... Ты ее получил по заслугам, храбрый Спартак. Спартак обменялся с ним выразительным взглядом. В этот момент раздался громкий голос человека, появившегося в дверях:

- Да, ты заслужил свободу, непобедимый Спартак! Все повернули головы к дверям. На пороге стоял закутанный в широкий темный плащ мужественный Луций Сергий Катилина.

Когда Катилина произнес слово "свобода", глаза Спартака и всех гладиаторов остановились на нем с выражением вопроса.

- Катилина! - воскликнул Требоний, который сидел спиной к двери и потому не сразу увидал вошедшего. Он поспешно двинулся к нему навстречу. Почтительно поклонившись и поднеся, по обычаю, руку к губам в знак приветствия, он прибавил:

- Здравствуй, здравствуй, славный Катилина... Какой доброй богине, нашей покровительнице, обязаны мы честью видеть тебя в этот час и в этом месте среди нас?

- Я как раз искал тебя, Требоний, - сказал Катилина.

- А также, - прибавил он затем, обернувшись к Спартаку, - и тебя. Услыхав имя Катилины, прославившегося по всему Риму своей жестокостью, буйствами, своей силой и мужеством, гладиаторы переглянулись, пораженные, даже испуганные. Некоторые побледнели. И сам Спартак, в мужественной груди которого сердце никогда не трепетало от страха, вздрогнул, услышав страшное имя патриция. Нахмурив лоб, он устремил взор в глаза Катилины.

- Меня? - спросил он с изумлением.

- Да, именно тебя, - ответил спокойно Катилина, усаживаясь на предложенную ему скамейку и сделав знак всем садиться.

- Я не знал, что встречу тебя здесь, и даже не надеялся на это, но был почти уверен, что найду здесь тебя, Требоний, и ты мне укажешь, где можно найти этого мужественного и доблестного человека.

Спартак, все более изумляясь, смотрел испытующе на Катилину.

- Тебе была дарована свобода, и ты ее достоин. Но тебе не дали денег, на которые ты мог бы прожить, пока найдешь способ их зарабатывать. И так как своей храбростью ты дал мне сегодня добрых десять тысяч сестерций, выигранных на пари у Кнея Корнелия Долабеллы, то я тебя искал, чтобы отдать тебе часть этого выигрыша. Он принадлежит тебе по праву: ведь если я рисковал деньгами, то ты в течение двух часов ставил на карту свою жизнь.

Шепот одобрения и симпатии к этому аристократу, решившемуся войти в сношение с презренными гладиаторами, восхищавшемуся их подвигами, помогавшему им в их несчастии, пробежал среди присутствующих Спартак, хотя еще и не совсем успокоился, почувствовал себя тронутым таким участием, оказанным ему, уже давно отвыкшему от доброго к себе отношения.

- Очень тебе благодарен, славный Катилина, за твое благородное предложение, которого, однако, я не могу и не должен принять. Я буду обучать борьбе, гимнастике, фехтованию и, следовательно, сейчас же найду средства жить своим трудом Катилина, отвлекши внимание Требония тем, что протянул ему свой бокал, приказав смешать велитернское с водой, нагнулся к уху Спартака и торопливо, еле слышно, прошептал:

- Ведь и я страдаю от ненависти олигархов, и я раб этого презренного и испорченного римского общества, и я - гладиатор среди патрициев, и я желаю свободы и., знаю все...

И так как Спартак, вздрогнув, откинул голову назад, испытывая Катилину взглядом, тот продолжал:

- Я знаю все и.., я с вами.., и буду с вами. И затем, немного приподнявшись, он сказал более громким голосом, так, чтобы все его услышали!

- Ради этого ты не откажешься от двух тысяч сестерций, заключенных в этом небольшом кошельке в таких красивых новых ауреях.

И протянул Спартаку изящный маленький кошелек, прибавив:

- Повторяю, я не дарю их тебе, - ты их заработал, они твоя. Это твоя часть нашей сегодняшней добычи В то время как все присутствующие разразились почтительными похвалами и возгласами восхищения по поводу щедрости Катилины, последний взял в свою руку правую руку Спартака и пожал ее таким образом, что гладиатор вздрогнул:

- А теперь ты веришь, что я все знаю? - вполголоса спросил патриций.