В ведении эфоров находились все финансовые дела спартанской общины, включая надзор за состоянием государственной казны, в которой, как правило, хранились лишь незначительные денежные суммы. Пустота государственной казны Спарты, о которой не раз говорили древние авторы (Thuc. I. 80. 4; 141. 3; Arist. Pol. II. 6. 23. 1271 b)[121], объясняется практически почти полным отсутствием какой-либо хозяйственной и торговой деятельности внутри самой Спарты. Кроме того, спартанцы не собирали с членов Пелопоннесской лиги регулярного денежного налога, наподобие фороса афинян. Ситуация изменилась только к концу Пелопоннесской войны, когда большие денежные суммы стали приходить в Спарту благодаря военной добыче, персидским субсидиям и вкладам союзников. Все эти средства поступали в ведение эфоров. Так, в 404 г. эфоры приняли деньги, дары и венки, собранные навархом Лисандром в Малой Азии (Plut. Lys. 16; Diod. ХIII. 106. 9). Есть, правда довольно позднее, свидетельство, что в обязанности эфоров входил также сбор какого-то ежемесячного налога (Plut. Agis 16). Что это был за налог, неизвестно, возможно, денежная часть взноса в сисситии.
Решения, принимаемые эфорами по имущественно-правовым процессам, весьма сильно увеличивали их влияние. По-видимому, такие процессы не были в Спарте большой редкостью. Недаром о спартанцах шла слава как о людях, проявлявших неуемную любовь к обогащению. Даже Гиппий, крупный спартанский офицер и герой сицилийской кампании, не удержался от казнокрадства и присвоил себе часть денег, отправленных с ним Лисандром для передачи эфорам. Изобличенный в преступлении, он, не дожидаясь суда, отправился в добровольное изгнание (Plut. Lys. 16–17). Деньги, похищенные им, эфоры конфисковали, и они пополнили государственную казну.
Пополнялась казна и с помощью штрафов. Это была весьма популярная форма наказания для имущих спартиатов. Эфоры обязаны были не только определять размер штрафов, но и лично взимать их (Xen. Lac. pol. 8. 4). Не исключено, что конфискация имущества и штрафы, налагаемые на царей и других богатых граждан, в определенные периоды спартанской истории были основным источником пополнения государственной казны. Величина штрафа зависела от имущественного положения обвиняемого. Хотя весьма вероятно, что в расчет могли брать не столько реальную платежеспособность обвиняемого, сколько его положение в обществе. Штрафы вполне могли носить статусный характер. Царей нередко присуждали к огромным штрафам — до 20 талантов (Schol. ad Aristoph. Nub. 859; Thuc. V. 63; Diod. ХII. 78). Такие же штрафы могли накладывать и на военачальников. Так, Фебид, по собственной инициативе захвативший в 382 г. Кадмею, был присужден к штрафу в 100 тысяч драхм (около 17 талантов) и отстранен от командования. Его наказали исключительно за самоуправство: ведь захват фиванской крепости он, во всяком случае по официальной версии, осуществил без санкции эфоров (Xen. Hell. V. 2. 32; Plut. Pelop. 6). Эфоры умудрились оштрафовать даже Агесилая (под надуманным предлогом) (Plut. Ages. 5), хотя именно с этим царем на протяжении всего его долгого царствования у эфоров не было никаких принципиальных разногласий.
Эфоры на рубеже V–IV вв., будучи единственными магистратами, обладающими законодательной инициативой, оказали сильнейшее воздействие на характер имущественных отношений и развитие социального неравенства в Спарте. Именно они приняли закон об обращении внутри страны золотой и серебряной монеты (Plut. Lys. 17). А эфор Эпитадей стал инициатором закона, фактически разрешившего куплю-продажу земли и давшего толчок массовому перераспределению клеров в пользу землевладельческих магнатов (Plut. Agis 5. 3).
Аристотель утверждает, исходя из известных ему фактов, что эфоры брали взятки (Pol. II. 6. 14. 1270 b 11). Но конкретных свидетельств о коррумпированности эфоров значительно меньше, чем подобных же сведений о царях и высшем военном руководстве. Скорее всего, это объясняется вовсе не тем, что эфоры были менее коррумпированы, чем цари или геронты. В силу избирательности наших источников мы несравненно больше знаем о спартанских царях, чем о коллегии эфоров. Тем не менее традиция сохранила несколько примеров продажности эфоров. Так, согласно преданию, спартанцы в 478–477 гг. допустили восстановление в Афинах городских стен, разрушенных персами, только потому, что Фемистокл сумел подкупить эфоров (Theopomp. ар. Plut. Them. 19. I)[122].