Таким образом, отнюдь не только простолюдины оказались активными сторонниками Клеомена. В не меньшей степени его поддерживала и полисная верхушка, недовольная руководством Арата и опасавшаяся вмешательства Македонии. К еще одной категории «клеоменистов» можно отнести бывших тиранов пелопоннесских полисов, желавших вернуть себе власть. В источниках можно найти конкретные примеры действий различных социальных групп в городах Ахейского союза. При внимательном изучении этого материала никакого единообразия не прослеживается. В этой связи, как нам кажется, правомерна точка зрения С.К. Сизова. Он выступает против упрощенной оценки, бытующей в научной литературе и сводящейся к тому, что «повсеместно на стороне Клеомена выступали народные массы, а против него — ахейские богачи, которые призвали на помощь в борьбе против собственного народа иностранные (т. е. македонские) войска»[369].
Плутарх, с впечатляющей образностью описывая переход Ахейской лиги на сторону Македонии и резко критикуя Арата за этот шаг, усматривает основной побудительный мотив этого «противоестественного» союза в паническом страхе ахейской элиты перед социальной революцией: «В страхе перед ячменной лепешкой, потертым плащом, а самое главное — перед уничтожением богатства и облегчением мук бедности (это было основное, в чем обвинял Клеомена Арат) он подчинил ахейцев и самого себя диадеме, багрянице и приказам македонских сатрапов» (Plut. Осот. 16. 7). Но был ли прав Плутарх, ставя во главу угла именно социальное движение как первопричину, толкнувшую Арата в объятия Македонии? Мнения на этот счет расходятся. Одни исследователи склонны преувеличивать социальный момент, другие — преуменьшать[370]. Однако в любом случае нельзя отвергать достаточно ясное свидетельство Плутарха о важности социальной составляющей в антиахейском движении, во всяком случае на первом его этапе. Вряд ли прав С.К. Сизов, который вслед за Р. Урбаном считает, будто «социальный вопрос вообще не играл важной роли в этой войне…»[371]. Мы бы не стали преуменьшать первоначального энтузиазма народных масс, явно симпатизирующих Клеомену. Для них спартанский царь означал землю для всех и никаких долгов. Именно настроение низов в городах Пелопоннеса послужило тем ферментом, который придал силу «клеоменистам» из местной аристократии.
Лидеры Ахейской лиги начали всерьез опасаться разрушительного влияния революционных идей на гражданское население союзных городов. Отсюда обращение к Македонии, которая воспринималась как надежный бастион против социальных смут и разрушительных идей, идущих из Спарты. Инициатором союза с Македонией был Арат. Военные успехи Клеомена и начавшееся брожение среди членов Ахейской лиги заставили Арата, уже получившего на чрезвычайном собрании ахейцев в Сикионе экстраординарные полномочия (Plut. Arat. 41. 1), пойти на союз с Македонией. Это был полный поворот во внешней политике Ахейской лиги: ценой возвращения Коринфа Македонии Арат заключил союз с Антигоном Досоном (Polyb. II. 45–51), который был официально оформлен на синоде в Эгии осенью 224 г. (II. 65). Роковой как для Спарты, так и для всей Греции союз открыл новую фазу Клеоменовой войны. Теперь в войну вступила Македония. Антигон Досон послал на помощь ахейцам большую армию. Несмотря на отдельные успехи Клеомена, исход войны уже был предрешен. У Спарты не было равного Македонии союзника, а собственных сил явно не хватало, чтобы взять верх над объединенными армиями Ахейского союза и Македонии.
Исчез и энтузиазм народных масс в городах Пелопоннеса. Клеомен, как оказалось, вовсе не собирался распространять свои социальные реформы куда-либо помимо Спарты. В результате недавно обретенные союзники стали возвращаться в лоно Ахейской лиги. Плутарх рассказывает, что сторонники Арата в Аргосе «без труда увлекли за собой народ, возмущенный тем, что Клеомен обманул всеобщее ожидание и не уничтожил долгов» (Plut. Cleom. 20. 6–7). С.К. Сизов по этому поводу заметил, что «именно там, где социальные мотивы привели массу граждан в лагерь Клеомена, поддержка Спарты оказалась недолгой, и быстро наступило разочарование»[372].