Созвездие он-лайн неверности

 А счастлива ли Изольда Бенедиктовна в своем холодном мире? Что кроется за видимостью независимости в её двуликом образе? Кто она? Лед или пламя, намеренно скрываемое от посторонних? Чужая душа потемки.

 Ясно лишь одно: её не проведешь, она как рентгеновский луч видит все насквозь. А мне бы не хотелось объяснять ей незначительную прохладу в наших семейных отношениях…

 В дворике шумно играли детки. И мой Елисей, увлеченный игрой, не сразу обратил на меня внимание. Зато стоило ему краем глаза заметить мое приближение, как он что было духу побежал навстречу, позабыв о своих маленьких друзьях.

 — «Мамичка»! – до чего же мне нравилось это слово, слетающее с уст любимого малыша!

 — Елисейка! Моё солнышко! – я обняла своего мальчугана, и он обеими руками обхватил меня нежно за шею.

 — «Посему» ты так долго? – его голубые глазки пристально в меня всматривались.

 — Моё солнышко соскучилось?!! – это было ясно.

 Я взяла его за руку, и мы вместе направились к Светлане Владимировне, воспитательнице средней группы, чтобы поставить её в известность о наших планах на следующую неделю…

 Дома нас как всегда никто не ждал. Только кошка Мурчела  лениво лежала на полу, вытянувшись на спине. Елисей пульнул в неё ботинок, от чего она моментально подскочила, грозно поглядывая своими круглыми желтыми глазищами.

 — Так нельзя.

 — «Мамичка, а посему она лежит, как пинцесса?!» – как забавно он произносил слова!

 — Елисейка, она спокойно отдыхала от вчерашнего вечера! Ты же её сам замучил, вот она и наслаждалась тишиной до сих пор, – объясняла я, помогая ребенку раздеться.

 Тем временем кошка успела скрыться в неизвестном направлении. И пока я переодевалась, а потом готовила ужин, малыш был занят поисками своей пушистой любимицы.

 Беседа в тишине
 Кому пишу я эти строки?
 Мне просто не кому сказать,
 и мыслей бурные потоки
 ложатся медленно в тетрадь.
 Луна в таком же одиночестве
 бледнее полотна,
 и брызгами шампанского
 искрится синева.
 До разговоров в тишине
 со стен немым ответом
 не докатилась, но уже
 беседую с рассветом.
 Прохлада ранняя, постой,
 зачем так торопиться?
 Наполнена душа тоской,
 и бьется сердце птицей.
 Я слышу за спиной шаги
 и легкое дыханье,
 на расстоянии руки
 реальность… И желания
 отброшу снова до времен,
 когда покой и тишина,
 не называя имена,
 вернут мне прежнего тебя.

 Паулин вернулся поздно. Так и не дождавшись папы, Елисей уже крепко спал в своей эксклюзивной кроватке в виде красного плюшевого автомобиля с черными  мягкими колесами.

 — Валенсия Викторовна, – от мужа пахло нотками спирта и сухофруктов,  –  вы еще не спите?

 Он неуверенно стоял на ногах посреди коридора, повернувшись ко мне спиной и поправляя воротник пиджака перед зеркалом так, словно собирался куда-то идти. Потухший взгляд говорил о том, что он пил коньяк, причем не один снифтер (коньячный бокал тюльпанообразной формы с короткой ножкой, что позволяет ладони согревать напиток, который, в свою очередь, раскрывает аромат).

 — Я вас ждала, Паулин Борисович, – он сделал виноватое лицо, раскачиваясь на месте, – так, где вас носила нечистая сила?

 — Меня? Нигде? Мы с друзьями отмечали 1-ое апреля! Сегодня же праздник, дорогая! День Дурака! Ты  разве  не  знала?!!

 Похоже, Паулину тогда было очень весело. Он смеялся по непонятной для меня причине. Конечно, меня же с ним не было! Может, и я бы посмеялась над хмельными причудами его друзей? Хотя они мне и трезвыми были несимпатичны, а намеренно наблюдать за их пьяными выходками у меня не было ни малейшего желания.

 — Ложитесь спать, господин Перольский! – я окончательно развязала его галстук, и так и оставила длинной лентой висеть на шее.

 — А вы, Валенсия Викторовна, не желаете составить мне компанию? Боюсь без жара вашего горячего тела этой ночью мне не уснуть!

 Как же мне надоели эти наигранные роли. 42 года, а все считает себя шекспировским Ромео.

 — Думаю, алкоголь в вашей крови будет согревать вас до завтрашнего дня, дорогой, – я развернулась, чтобы уйти на кухню, но его сильные руки внезапно остановили меня на полпути.

 Он провел кончиками пальцев по овалу моего лица, небрежно тронул ниспадающие рыжие локоны, а потом уткнулся лицом в шею, жадно вдыхая тонкий запах французских духов.

 — «Тьерри Кюри Ангел»! Мой подарок…

 — Да, Паулин.

 Он поцеловал меня детским поцелуем, и тяжелой походкой направился в нашу спальню, предоставив мне возможность уделить еще часик творчеству.