– Настало время сформулировать это правило, чтобы существа исключительные смогли, собравшись вместе, составить исключительное общество, в котором ничья индивидуальность не будет подавлена, где, напротив, от каждого будут требовать проявления индивидуальности, поскольку это необходимо обществу.
Минкин сунул в бороду сигарету и закурил.
– Приступая к работе над созданием этого правила, я поднял колоссальный по своему объему исторический, биографический и мемуарный материал. Я изучил творчество, политическую и общественную деятельность, а также личную жизнь знаменитых людей прошлого. Я проник в их личную жизнь, изучая ее интимнейшие подробности, находя странности в их внешности и поведении, их психологические отклонения и наклонности к сексуальным извращениям.
Композитор сладострастно захихикал.
Минкин строго посмотрел на композитора.
– Особенное внимание я обратил на портреты, скульптурные изображения и литературные описания этих людей. В процессе этой работы я выяснил, что многие из тех, кого принято считать гениями, не заслуживают этого звания, так как в воспоминаниях современников, поведение этих людей не отличалось какими-нибудь странностями, внешность их также была весьма ординарна, о других нельзя сказать этого с уверенностью, поскольку о них вообще нет никаких сведений, а оставленные ими произведения искусства ничем не могут помочь: что можно сказать о произведении искусства, не зная жизни автора?
– Верно, жизнь надо знать! – крикнула стриженая и пихнула бледную девочку локтем в бок.
– Очень жаль, что современники бывают невнимательны к жизни авторов и оставляют нам так мало сведений о деятельности, связях, а главное, об интимных подробностях их личной жизни. Из-за недостатка такого рода материала мне пришлось обратится к своим современникам. Пользуясь моим методом, я определил некоторых гениев и с определенными гениями провел ряд бесед и наблюдений над ними. На основе этих бесед и наблюдений я создал свой метод.
Минкин выпустил дым из бороды.
– Пока все, – сказал Минкин, – заключительные главы трактата я прочту послезавтра, на дне рождения уважаемой Зины Нарзан, где я смогу подтвердить свою теорию соответствующими фактами.
– А что за факты? – поинтересовался Тербенев.
– Пока не могу сказать, – ответил Минкин.
– Большое спасибо, Минкин! – сказала хозяйка салона.
– Толково, – сказала стриженая. – А? Смекает парень.
– А главное, научно, – сказала Зинаида Нарзан.
– Обоснованно, – подтвердил Сухов-Переросток.
– Про общество хорошо, – сказал композитор. – У нас в Харькове никакого общества нет. Не с кем поговорить по душам, а у меня два высших образования.
– А вам как, Александр Антонович? – спросила Александра Антоновича хозяйка салона.
– Ohe, mille pardon*, – несколько сконфузившись, отвечал Александр Антонович. – Великодушнейше прошу простить: непозволительно мечтам предался. Знаете, как это?..
Мечты, мечты! где ваша сладость?
Где, вечная к ней рифма, младость?
Зинаида Нарзан, обойдя Сухова-Переростка и композитора, к Александру Антоновичу подошла.
– Александр Антонович! Рада вас видеть. Вам Полина говорила?
– Ничего не говорила, – ответил Александр Антонович с крайней решительностью (в Зинаиде Нарзан он справедливо предположил одну из университетских подруг Pauline, которых слабость имел недолюбливать), – ничего никогда не говорила, – сказал он.
– Ну, все равно. Я хочу вам сказать: послезавтра у меня день рожденья.
Я хотела бы видеть вас. Ведь вы гениальный… гениальный… – она не нашла подходящего звания.
Александр Антонович, польщенный, переменил тон.
– Осчастливлен честью, – сказал Александр Антонович, галантно повертев головой.
– Приводите и вашего друга, Николая Николаевича. Он ведь художник? Он гениальный?
– Хм… Как бы вам это выразить… Друг мой, господин художник искусств…
– Ах, ну не важно. Не обязательно. Лишь бы интересный был человек.
Я бы всех интересных людей хотела собрать. Так я вас жду?
– Не имею удовольствия адреса вашего знать.
– Давайте я вам напишу.
Композитор, наклонившись к Тербеневу, нежно сказал:
– Деньги не проблема. А девочки будут?
– О чем разговор, – ответил Тербенев.
Написав Александру Антоновичу адрес, Зинаида Нарзан отошла к Сухову-Переростку.
– Значит, завтра пораньше приходишь? Нужно ведь все подготовить.
– Ну, конечно, приду.
– Так ты думаешь, Боган…
– Нет, нет. Абсолютно уверен, что нет.
Немного подумал.
– Ты вообще представляешь, какой будет взрыв?
И преодолев несгибаемые штаны, он сел. Ноздри раздулись.
– Какой будет взрыв!
18
Пока же остановим действие на минуту, чтобы дать художнику кое о чем поразмыслить. А размышлял он о предметах для него безусловно существенных. Обвинял он себя в безответственности, и в общем-то, не без оснований.
А как же? Чрезмерно понадеялся на этот институт и сделал вчера, можно сказать, формальное предложение Ляле. И как теперь быть? Потому что при сложившихся обстоятельствах никакой женитьбы быть не может. Нет, какой уж там брак? И даже какое там заявление? Заявление, конечно, можно подать, но свадьбы уже просто не дождаться, потому что сошлют гораздо раньше.