Функциональные анализы сознания могут быть оспорены и по более специальным соображениям. Так, любое понятие, допускающее функциональный анализ, будет в известной степени семантически неопределенным. Есть ли у мыши убеждения? Обучаются ли бактерии? Является ли компьютерный вирус живым? Лучшим ответом на такие вопросы обычно оказывается: в каком-то смысле да, в каком-то — нет. Все зависит от того, как мы ограничиваем понятия, и в любых высокоуровневых функциональных понятиях подобные границы будут размытыми. Но сравним: есть ли у мыши сознательный опыт? Есть ли он у вируса? Это не такого рода вопросы, которые можно решить на уровне соглашений. Либо есть нечто, выражающее то, каково это — быть мышью, либо нет, и мы не в силах дефинитивно создавать или уничтожать опыт мыши. Конечно, сознательный опыт, скорее всего, континуален — от крайне тусклого до очень богатого, но если нечто обладает сознательным опытом, каким бы тусклым он ни был, мы не можем устранить его путем соглашений. Эта определенность не может быть получена из функционального анализа понятий, сопряженных с сознанием, так как все подобные функциональные понятия несколько размыты. И если это так, то отсюда следует, что понятие сознания не может быть раскрыто путем функционального анализа.
Другое возражение состоит в том, что функционалистский анализ приводит к коллапсированию важного различия понятий осведомленности и сознания, о котором шла речь в главе 1. Если сознание можно функционально проанализировать, то этот анализ, судя по всему, не будет существенно отличаться от проведенного там анализа осведомленности в терминах определенного рода доступности информации для последующих процессов и для контроля за поведением. Осведомленность — замечательное понятие, но оно совершенно отлично от понятия сознательного опыта. Функционалистская трактовка сжимает два понятия — сознания и осведомленности — в одно и поэтому искажает нашу концептуальную систему.
Альтернативы функционального анализа выглядят еще хуже. Далеко не ясно, можно ли вообще найти какой-то иной способ анализа, который мог бы оказаться пригодным для редуктивного объяснения. Единственной альтернативой мог бы быть структурный анализ — быть может, сознание можно было бы проанализировать в качестве некоей биохимической структуры, — но неадекватность такого анализа была бы еще более очевидной. Вне зависимости от того,
Заметим, что нередуцируемость, о которой идет речь, совершенно отлична от той, которая, как иногда утверждается, имеет место в высокоуровневых понятиях в целом. Мы видели, что многие высокоуровневые понятия лишены четких дефиниций и их нельзя реально проанализировать в терминах необходимых и достаточных условий. Тем не менее, как мы видели в предыдущей главе, такие понятия допускают хотя бы грубый анализ, дающий приблизительно верные результаты, хотя в силу этого неизбежно и не позволяющий нарисовать детальной картины. Важнее всего, однако, то, что мы без особого труда можем понять, что такие свойства, как жизнь, обучение и т. п., могут быть проанализированы в качестве функциональных свойств, даже если артикуляция того,
С сознанием связаны проблемы совсем другого уровня. Предполагаемые анализы не дают даже приблизительно верных результатов. Все гораздо хуже: они совершенно не в состоянии охарактеризовать то, что нуждается в объяснении. Здесь не возникает искушения хотя бы
2. Крах редуктивного объяснения