Созидающий башню

Наверное, оптимизм влюблённой женщины можно было понять, ведь в её никчёмное существование словно ворвался свежий ветер, неся на своих потрёпанных крыльях надежду на счастье. В тот момент Кире море было по колено, она не сомневалась, что найдёт способ вызволить любимого мужчину из его добровольного плена. Откуда ей было знать, что для Семёна смерть сейчас была бы спасением от той участи, которую ему уготовил иномирный монстр, захвативший его тело.

Глава 17

Бессмертные не сдаются, просто не умеют, не привили им такой навык их коварные воспитатели. Победить бессмертного можно лишь одним способом, лишив его жизни. Кому-кому, а уж Магистру Ордена эта простая истина должна была быть известна, да собственно, Медина и не оспаривал тот факт, что тело Семёна следует уничтожить как можно скорее, чтобы отправить сознание взбунтовавшегося бессмертного на перевоплощение. Увы, даже высшее сознание не безупречно, и Медина не был исключением из этого правила. Да, он совершил фатальную ошибку, когда во время вирусной атаки, устроенной мятежным вирусологом, вместе с патогеном, сгоряча уничтожил и молодильные вирусы в теле своего носителя, после чего тот начал стремительно стареть.

К тому времени Медина уже настолько привык к существованию в неподверженном старению теле, что легкомысленно не позаботился о наличии замены для своего носителя. Но это не стало бы проблемой, если бы ни странное осложнение, которое начало буквально выкашивать ряды орденских братьев, а заодно и остальных жителе городов, находящихся под властью Ордена. Симптомы осложнения были слишком заметными, чтобы Магистр мог позволить себе риск вселиться в заражённое тело, вот и пришлось ему использовать старого носителя за неимением альтернативы. Не удивительно, что он так ухватился за возможность обменять его на молодого здорового мужика, что даже не посчитал нужным устроить проверку личности будущего носителя.

После вынужденной отсидки в дряхлом немощном теле, свой новый дом Медина воспринял как райское наслаждение, тем более что тело Семёна, помимо молодости и отменного здоровья, обладало ещё массой дополнительных бонусов в виде работающих на уровне рефлексов очень специфических способностей. Эти способности даже не было нужды осваивать, они сами включались по мере надобности и снова засыпали, когда в них отпадала нужда. Стоит ли удивляться, что Медина не стал торопиться с уничтожением своего нового носителя. В конце концов, запертый в карцере бессмертный, по его мнению, не представлял никакой угрозы, да и новых кандидатов на роль носителя что-то было не видать.

Раньше Медина даже не задумывался о том, насколько совершенным было то оружие, которое создал Орден в форме бессмертных, только поселившись в теле одного из них, он осознал, что они, по сути, создали новый тип человека. Бессмертные оставались людьми лишь ментально, их тела и их психика принадлежали уже иной расе. Эта своеобразная селекция, как ни удивительно, основывалась на нравственности, все эти парни проходили жёсткий отбор, и критерием этого отбора было служение. Только совершенно бескорыстные представители человечества имели шанс стать бессмертными. И эту нравственную элиту Орден превратил в элитарных убийц. Какова ирония?

Наверное, Семён очень сильно удивился бы, узнай он о том, какие мысли вызвало у подселенца пребывание в его теле. Впрочем, запертому в ничто сознанию бессмертного все эти отвлечённые рассуждения, скорей всего, были бы до лампочки, сейчас его ум работал лишь в одном направлении – поиске выхода из тюрьмы. Задавив приступ паники и взяв код контроль свои эмоции, Семён принялся отвлечённо и хладнокровно анализировать ситуацию. Наверное, в конце концов этот анализ привёл бы пленника в собственном теле к неутешительному выводу, что тягаться с могущественным, практически божественным разумом у него кишка тонка, если бы ни один нюанс. Собственно, подсказку ему подкинула та самая его истерическая реакция на пленение. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Весьма специфическая ответка на энергетический удар, который Семён в порыве отчаяния обрушил на стенки своей тюрьмы, вернее, её отсутствие, зародила в его уме пока смутную, но весьма многообещающую идею. Нет, пожалуй, даже не идею, а лишь ощущение того, что «в этом что-то есть». Реакция тюремщика на атаку пленника чем-то напоминала борьбу дзюдо, когда, вместо того, чтобы сопротивляться удару противника, дзюдоист как бы к нему присоединяется, оборачивая силу удара против нападающего. Само по себе это наблюдение не давало ответа на вопрос, как освободиться, но оно совершенно точно содержало в себе подсказку. Вот только Семён никак не мог эту подсказку уловить.