Сожженные мосты

Тогда я еще не был достаточно осторожен. Произойди это месяцем позже — я бы уже десять раз подумал, стоит ли в такой ситуации привлекать внимание вооруженного вертолета, рискуя получить пулеметную очередь сверху. Или все-таки стоит доплыть до берега самому? Но и доплыть в этой ситуации, с принцем на руках я не смог бы.

Сверху сбросили трос — обычный трос. Кое-как прицепил к нему принца — на конце был крюк, сделал что-то вроде петли, пропустил подмышками, чтобы охватывало туловище. Сам повис на руках, цепляться было уже не за что. Секунда другая — и трос пошел вверх, унося нас из этого дерьма…

Экстренные реанимационные мероприятия в вертолете дали эффект, когда я уже перестал надеяться. Принц внезапно закашлялся, извергая из себя воду, которой он наглотался, потом что-то сказал на фарси, на своем родном языке. Начальник охраны — как я и предполагал, никто из охраны толком реанимировать в таких ситуациях не успел — бросился к своему подопечному, а я устало привалился к борту вертолета, несущегося над Тигром.

Ноги не держали…

Какого черта произошло? На кого было покушение? На меня? Смешно — кто я такой, чтобы на меня вот так вот покушаться? Я ж только что верительные грамоты вручил. Да и потом — кто мог знать, что я полечу именно на этом вертолете, это же вертолет принца Хоссейни.

Значит — покушение было на него. Остается только один вопрос — как.

— Искандер… — принц Хоссейни прокашлялся и теперь судорожно хватал воздух, поддерживаемый с обеих сторон офицерами охраны, которые так толком ничего и не сделали — Искандер, скажи, у тебя есть брат?

— Нет, сударь, брата у меня нет.

— Теперь есть…

04 июня 2002 года. Международный аэропорт. Багдад

Когда то давно, когда только стали строить аэропорт — его вынесли за пределы города, вместе с резиденцией генерал-губернатора Месопотамии[91] и казармами казаков. Там же построили то, что потом стали называть «русский двор» — городок, где жили только русские, огражденный стеной. Сейчас же получалось так, что самолеты заходили на посадку прямо над дворцом губернатора, а рядом с аэропортом, губернаторской резиденцией и русским двором высилась мрачная твердыня тюрьмы Абу-Грейб, из тюрьмы превращенной в нечто вроде дома предварительного заключения. Как это называлась — следственная тюрьма. Здесь уголовников не было — одни исламские экстремисты. Поскольку в стороны расти было некуда — здание тюрьмы росло вглубь, прирастало подземными этажами. В тюрьме вели следствие, пытали, вешали, расстреливали — хорошее соседство для резиденции генерал-губернатора? На мой взгляд, очень хорошее — тот, кто занимает это место и эту должность не должен забывать, к чему приводят его приказы и распоряжения. «Черные воронки» — машины, свозящие людей в этот ад, не дадут ему забыть. И никому не дадут забыть. Да, это зло, согласен. И я даже не могу утверждать точно — меньшее ли это зло, по сравнению с тем злом, которое причинят исламские экстремисты, если не бороться с ними. Для того, чтобы узнать это точно — надо развалить страну. Тогда узнаешь точно.

Несколько машин ждали нас — несмотря на то, что до резиденции генерал-губернатора — километр-полтора. Две группы людей и две группы машин. Несколько шикарных удлиненных внедорожников «Егерь» — «Руссо-Балты» полагались только посольским учреждениям, «для создания должного мнения о величии Государства Российского». А здесь, на Восточных территориях лимузины считались излишеством, поэтому придумали то, что иностранцы ехидно называли «русский лимузин». «Егерь» на длинном шасси, вмещающий в армейском варианте целое отделение пехоты, а в представительском — роскошь его салона ничуть не уступала «Руссо-Балту». Хитрость была в том, что такие вот полноприводные машины не считались лимузинами, и не попадали под понятие «расточительство», с которым жестоко боролось Министерство Двора. Кто хотел шиковать — шиковал, но не за счет казенных денег.

Вторая группа людей была намного меньше первой — явно персидский консул и его приближенные. Три машины, в том числе и «Руссо-Балт». Гости с точки зрения «расточительства» превосходили хозяев.

Мы, конечно, привели себя в порядок, как смогли — но что сделаешь с одеждой, в которой ты искупался в грязной, вонючей луже. Только что просохли немного.