Сожженные мосты

Старик всегда с презрением относился к тем, кто исходил ненавистью к России, кто произносил дерзкие речи в клубах, с бокалом выдержанного виски в руке. С презрением он относился и к «историческим реконструкторам» — те любили повернуть историю вспять, порассуждать на тему «Что было бы, если бы Британия выиграла мировую войну». Старик называл их историческими импотентами, считая, что лучше творить будущее, чем вспоминать славное прошлое.

И дурак тот, кто считает, что корень победы над Россией — в метрополии, метрополия — это маленький остров в зоне досягаемости тактических ракет Священной Римской империи. Британия в том виде, в каком она сейчас, не может противостоять Российской империи, атаковать же русских в лоб — значит подвергнуть страну новому национальному унижению, а учитывая мощь современного оружия, возможно, что и национальному уничтожению. Прошел двадцатый век, век британского унижения, двадцать первый может стать веком британского возрождения, веком объединения потерянных некогда земель под гордым крестом Юнион Джека. Корень победы в геополитической игре — здесь, на североамериканской земле. В бывшей британской колонии за океаном, в одной из самых сильных стран мира.

Старика поражала эта страна, Северо-Американские Соединенные Штаты. Какой-то сплав имперской мощи и местечковости, мужества — и детской наивности, железного порядка — и расхлябанности. Он удивлялся, как вообще может существовать претендующая на имперскость страна, в которой президент переизбирается раз в четыре года, причем каждый новый должен учиться искусству управления государством заново. Как могут принимать законы конгрессмены и сенаторы, которые думают не о величии страны, а о взятках лоббистов и об интересах своего маленького округа? Как может столь мощная армия столь бездарно завязнуть в Мексике? Воистину, британцы дали миру урок, как надо действовать в колониях, — в Индии народа едва ли не столько же, сколько во всех остальных британских колониях вместе взятых, там полно исламских экстремистов, но Индия уже который век остается британской колонией и останется ею навсегда, несмотря на мятежи и терроризм. А как бы вели себя североамериканцы, если бы в Мексике было… ну, скажем, триста миллионов человек и всех их пришлось бы замирять?

Справа недовольно загудели, старик выправил руль. Он не заметил, что, задумавшись, начал сходить с полосы. Внимательнее надо, внимательнее…

По Кастис Мемориал справа обогнул Арлингтон. Кладбища видно не было, но старик знал, что там — похороны. Там сейчас то и дело похороны — страна воюет. У Арлингтон Бельведер выехал на мост — он шел через Рузвельт Айланд, небольшой остров, где был мемориал Теодору Рузвельту. Тому, первому, не Франклину. Все-таки в САСШ были какие-то политические династии…

С моста съехал на Конститьюшн-авеню, прямую и широкую, часто показываемую в местных новостях, поехал вперед. Машин было много, но водители вели себя вежливо, иногда пропускали, даже если по правилам должны были проехать первыми. Миновав особняк Верховного суда, выехал на Мэриленд, оттуда на Беннинг. Еще немного — и он на месте…

Если раньше отличием аристократов от простого люда были охота и рыцарские турниры, то сейчас этим отличием стал гольф. Забава, придуманная шотландскими пастухами — они закатывали камешки в лунки, используя при этом свои посохи в качестве клюшек — теперь стала самой аристократичной игрой мира. Все в этой игре было аристократично — поля, каждое из которых являлось настоящим произведением искусства, и его приходилось долго создавать на большой территории, а потом тщательно ухаживать за ним, игровой инвентарь — хороший набор клюшек иногда стоил столько, сколько автомобиль. Сам стиль игры — неспешное перемещение по полю, солидный разговор, тщательная подготовка к удару, никаких надоедающих, кричащих зрителей. Нет жесткого правила по количеству участников — играть можно и вдвоем, и втроем, и вчетвером, можно и поодиночке, сражаясь с самим собой или со вчерашним днем. В гольф учились играть еще с детства, учил играть отец или семейный тренер, хороший инвентарь переходил от отца к сыну. Лучшие университеты имели собственные гольф-поля, и умение хорошо играть в гольф давало пропуск в те сферы, куда не так-то просто попасть. Самые живописные уголки мира отводились под гольф-поля, самые головокружительные сделки заключались на зеленой траве, в промежутках между хлесткими ударами по белому мячику.

Нужное старику заведение называлось «Лэнгстон Гольф Корс энд Драйвинг Рейндж» и принадлежало организации «Вашингтон Гольф энд Каунтри Клаб», находившейся в Арлингтоне, по адресу Норт Глеб 3017. Организация эта имела несколько полей и была одним из «клубов по интересам», членство в которой обязательно отмечалось на визитной карточке аббревиатурой WGCC. Нечто вроде опознавательного знака — для своих…