Сожженные мосты

Уровень гостей был столь высок, что здание охраняла Секретная служба. Несколько человек — неулыбчивых, в черных очках, в дешевых, постоянно незастегнутых пиджаках, с телесного цвета вьющимися проводками, уходящими к левому уху, некоторые с черными «дипломатами», в которых ждали своего часа короткоствольные автоматы «Инграм», — стояли на зеленых лужайках, окружающих террасу, вертя глазами по всем сторонам, подобно китайским болванчикам. Уайт знал, как организуется защита подобного рода мероприятий. Он был уверен, что где-то неподалеку скрывается как минимум одна антиснайперская группа, а вон в том «Субурбане» находится группа поддержки. И у этой группы поддержки, скорее всего, основным оружием является «Миниган», до поры до времени скрытый в салоне броневика. Новый характер угроз заставлял давать новые ответы на них…

Около университета Мэрмонт, на обочине, стояла машина полицейского управления Вашингтона, которой здесь было совершенно нечего делать. А как только он съехал с Норт Глеб на стоянку, машина полиции штата перегородила ему дорогу, совершенно не обратив внимания, что на его машине — правительственные номера. В машине, помимо двоих полицейских, на заднем сиденье находился сотрудник Секретной службы, он-то и вышел на проверку.

В бронированных машинах зачастую, для простоты конструкции и удешевления, стекла делают неопускающимися, так было и на машине Джона Уайта. Поэтому Уайт дождался, пока молодой сотрудник Секретной службы приблизится к машине, сдвинул ручку — и толкнул дверь от себя. Видеть, как этот молодой мудак сразу занервничал, сделал шаг в сторону и отодвинул полу своего пиджака локтем, было настоящим удовольствием.

— Свои, сынок, — сказал Уайт.

Видимо, этот парень работал в Секретной службе совсем недавно, он даже и не понял, что машина бронированная.

— Сэр, прошу вас оставаться на месте, — предостерег он, — и прошу вас предъявить документы.

— Разве это не место общего доступа? — продолжал издеваться Уайт, сам не зная почему, но он получал огромное удовольствие от этой игры.

— Сэр, клуб закрыт на спецобслуживание.

— И Секретная служба обеспечивает пропускной режим? Или ты просто решил подработать себе на пенсию, сынок?

— Сэр, прошу вас предъявить документы, — набычившись, произнес молодой человек.

— Спокойно…

Уайт неспешно полез во внутренний карман пиджака, небрежно достал пластиковую карточку с несколькими степенями защиты, перебросил ее парню.

— Это пропуск в Белый дом, — сказал он, — и знаешь, парень, если ты меня не пропустишь прямо сейчас, то тебе потом придется стоять в очереди на бирже труда. Ты не выяснял утром, как обстоят у нас дела с уровнем безработицы?

Парень посмотрел на пропуск, подошел к машине и вручил его хозяину.

— Извините, сэр.

— Ничего. Следующий раз смотри на номера машины — если они правительственные, то задерживать такую машину не стоит.

— Да, сэр.

— Свободные места на стоянке есть?

— Да, сэр.

Из армии, что ли?

— Удачи, сынок…

Все уже собрались на террасе. В полном составе, вся их группа — такое было редкостью. Уровень безопасности, учитывая ранг собравшихся, был вполне объясним.

Дональд Миз, генеральный атторней США. Полноватый, седовласый, с усиками, ярый католик, настолько ярый, что его можно было назвать фанатиком. Ярый сторонник смертной казни, политические противники называли его «палачом», что Дональда Миза ничуть не волновало. После терактов 9/10 он предпринял самое широкомасштабное наступление на права и свободы в САСШ. С его подачи правоохранительные органы САСШ теперь могли арестовывать любое лицо, подозреваемое в терроризме, в том числе и иностранного гражданина или подданного, и держать его под арестом без предъявления обвинения, без ограничения срока. Такого не было нигде, даже в клеймимой средствами массовой информации за беззаконие Российской империи, это было прямым нарушением Habeas Corpus Act [143]. Также Дональд Миз выступил в Конгрессе с речью, смысл которой сводился к необходимости отмены презумпции невиновности [144]и замены ее на презумпцию виновности по широкому спектру дел, в том числе и не связанных с терроризмом.

Дальше ехать было уже некуда.