Она заснула, встала, чтобы взглянуть на Пьера, опять легла. Тогда все еще стоял туман. Она посмотрела в окно. Нет, это было в другой раз, когда она открыла заслонку в печи. Затем она услышала шум глохнущего мотора.
Наконец, дождь, во всяком случае, что-то, что походило на дождь и стучало по крыше. Сначала над ее кроватью, потом смещалось. Эта деталь — если только речь шла действительно об одной детали — удивляла всех. Жандармов, капитана, Пишю, журналиста. Они готовы были думать, что ей это приснилось. Однако она хорошо все слышала, потом ощутила запах бензина, успела посмотреть в мастерской, не опрокинулась ли канистра.
— Да не приснилось мне! — воскликнула Клер. Когда она нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках, она увидела сотни капель на полу, потом ей капнуло на лицо.
Клер стала лихорадочно описывать гостиную: крыша над ней была не слишком добротной, бензин мог проникнуть в щели, а затем стечь с потолка.
— Клер, — сказала мать, открывая дверь, — к тебе гостья, мадемуазель Вивиан.
Клер закрыла тетрадь, вложила ее в папку и встала.
— Пусть войдет.
— Ну не в твою же комнату — в гостиную. Мать считала, что комната, где спят, должна служить только для этой цели. Клер пришлось выйти в гостиную. Она поцеловала гостью. Колетт Вивиан работала в почтово-телеграфном ведомстве. Они познакомились с Клер на собрании противников ядерных испытаний и прониклись друг к другу симпатией.
— Я принесу вино, — сказала мадам Руссе.
— Я узнала о вашем муже, — проговорила Колетт. — Это просто страшно... Я купила все газеты... Вам пришлось пережить ужасные минуты.
— Не знаю, как мне удалось спастись... Если бы Пьер не был болен, может быть...
В жандармерии ей пришлось уточнить, что она спала не в той комнате, где муж. Судя по их виду, этот факт показался им любопытным.
— Возьмите соленое печенье, — сказала мадам Руссе.
Клер скоро поняла, что подруга пришла не из простой вежливости, а хочет сказать ей нечто важное. Но ей не удалось удалить мать и пришлось проявить терпение. У Колетт, однако, был очень смущенный вид.
— На чем вы приехали?
— На автобусе.
— Я провожу вас, мне это не повредит.
— Как, ты опять уходишь? — простонала мать.
— И я с тобой! — крикнул Стефан; у него был чуткий слух, и он все слышал из своей комнаты.
Клер одела его потеплей, чтобы он не замерз на улице. На лестнице она придержала Колетт за плечо.
— Вы хотите что-то сказать мне?
— Да, но сначала сядем в машину.
Машина Клер оказалась тесно зажатой между двумя другими.
— Не знаю, смогу ли я выехать.
— Неважно, поеду на автобусе. Но все-таки сядем в машину.
Устроившись на заднем сиденье, Стефан спрашивал, почему же они не едут на прогулку.
— Один коллега по профсоюзу сказал мне об этом, — объясняла Вивиан. — Мы всегда так поступаем... Когда речь идет о ком-нибудь из наших, его всегда предупреждают.
Она понизила голос.
— Со вчерашнего утра ваш телефон прослушивается... То есть телефон вашей матери.
Глава VI
В этот день, 22 декабря, Женис проснулся с тяжелой головой. Накануне он выпил немало виски, размышляя о деле Давьер-Руссе. Он смутно чувствовал, что есть какая-то возможность получить назад деньги за эту сгоревшую машину, но лег спать, так и не найдя решения.
Женис жил один в темной и не слишком уютной квартире в квартале Сен-Жан. Одно время некая Мишель жила с ним вместе около года, а потом исчезла. Он понятия не имел, где она находится в настоящий момент. Время от времени он приводил девок, с которыми знакомился в барах и ресторанах. Но не часто.
Самым приятным моментом в процедуре туалета было для него бритье. Он проделывал эту операцию чрезвычайно тщательно, регулярно менял лезвия, употреблял дорогой одеколон, ни в косм случае не оставлял на лице ни одной щетинки. Обычно он готовился к предстоящему дню, воображая себе ситуации, с которыми может столкнуться. Средняя норма — шесть дел в день, но иногда ему удавалось. солидно поработав, уладить и целый десяток. Тогда на следующее утро он мог поспать подольше.
Итак, несмотря на тяжесть в голове, Женис поднялся в 7 часов, взглянув в окно, обнаружил, что туман превратился наконец в изморозь. Прежде чем отправиться на работу, он заехал в главный филиал кредитного общества, где всех знал. Ему случалось обращаться сюда за дополнительными сведениями о должниках и даже сдавать досье с законченными делами.
Жениса принял Жюйе, одноногий инвалид, который по сю пору пользовался деревянной ногой, поскольку так и не смог привыкнуть к протезу. Ему уже было 60 лет, однако не создавалось впечатления, будто он с нетерпением ждет пенсии.
— Вы стали делать подарки?
Жюйе поднял одну бровь — брови у него были очень густые — и ждал продолжения, подрезая ногти перочинным ножом.
— Я имею в виду дело Пьера Давьера, кустаря из поселка Гийоз в департаменте Эн.
Жюйе прекратил орудовать ножом и закрыл его резким движением.
— Это тот, что погиб в пожаре?
Он взял папку с письменного стола.
— Задолженность уплачена 217го, так же, как и взнос за декабрь.
— Кем уплачена? — спросил Женис Монтелье, не веря своим ушам.
— Профессиональная тайна, старина.
— Вы шутите?