Созерцатель

Мюр влетела в комнату, точно на вихре. На этот раз она была без пальто, в новых темных штанах в светлую полоску и теплом изумрудном свитере. Котелок отсутствовал, а светло-каштановые волосы были собраны на боку в нечто похожее на хвост.

– Ты-то мне и нужен, Итан! Идем. Время поговорить.

Панайота мрачно погрозила ей пальцем и указала на табурет.

– Ой, перестань! – улыбнулась девушка. – У меня молодой организм, позавтракаю позже!

Кухарка сокрушенно покачала головой и, достав из буфета бордовое яблоко, протянула Мюр. Та с серьезной миной взяла, откусила сочную мякоть и начала жевать.

– Яблоки только для избранных, – печально пожаловался Провидению Пшеница.

– Спасибо. Все было вкусно, – поблагодарил я Панайоту, и та, прочитав слова по моим губам, улыбнулась и вручила мне второе яблоко.

– Вот видишь, – сказал Айан Пшенице. – Все довольно просто. Советую тебе учиться налаживать связи с теми, с кем живешь под одной крышей.

Что тот ответил, я уже не слышал, так как последовал за Мюр и узким коридором через крыло прислуги вышел на улицу, на высокое крыльцо.

– Вас и впрямь немного.

– Ну, всех ты не видел. Каждый занят своим делом, не до знакомств. К тому же большинство живут обычной жизнью в городе.

– Слушай. Вы что, действительно такими силами хотите уничтожить власть дукса? Победить новую аристократию, промышленников, банкиров, которые на его стороне? Дать всем риертцам равные права?

– Равные права? – Она склонила голову, решая, не насмехаюсь ли я над ней, и, поняв, что нет, продолжила: – Не считай нас романтиками, Итан. Равных прав для каждого человека не было, нет и никогда не будет. Так же как бессмертия, миллиона цинтур под подушкой и приглашения на бал у короля фэйри в день зимнего солнцестояния. Все эти лозунги о правах, власти народа, мотории в каждый дом и лучшей жизни – оставь газетчикам, наивным студентам и дуракам, решившим поиграть в революцию.

– А у вас, значит, все серьезно? – Я не смог скрыть сомнения.

Она не обиделась, встала рядом, глядя мне в глаза, и сказала четко и веско:

– Мы выступаем не за свободу и равенство, а боремся с диктатурой и тиранией, Итан. Дукс убивает Риерту и тех, кто здесь живет, и его следует остановить прежде, чем город уже нельзя будет спасти. Когда дракон устанавливает свои законы, его необходимо уничтожить. А вместе с ним всех тех, кто жирует благодаря его власти, считая остальных лишь мусором, который можно отправить в печь.

– Пусть так, – согласился я. – Но соломинка, переламывающая хребет тигру, есть лишь в мандаринских сказках. В реальной жизни силами десяти человек нельзя победить государство.

– Нас не десять. А властью дукса и его сторонников недовольны многие. И не только из простого люда. Есть уцелевшие старые семьи аристократов, тех, кто поддерживали прежнего правителя и смогли выжить после «охоты на ведьм». Есть те, кто сейчас в армии и жандармерии и также видят, куда все катится. С каждым годом мотория все больше калечит людей, и некоторые из них получают силу, которую дукс использует в своих целях. Тех, кто желает перемен, но не решается сделать первый шаг, бесконечное множество. Люди разрозненны, и бунты в Стальной Хватке или Верхнем заканчиваются, не успев перекинуться на другие районы. Но еще немного – и соломинка, о которой ты говоришь, превратится в бревно. А бревна могут сломать хребет не только тигру, но и хозяину Риерты.

– Мне бы твою веру в то, что благодаря малейшей искре разгорится народное пламя.

– Искре? – Она поманила меня за собой, предлагая не задерживаться на крыльце. – Искр разбросано по Риерте достаточно. Нужно лишь топливо, которое бы горело долго, а не вспыхивало и гасло.

– То есть деньги и поддержка сильных мира сего, желающих свалить конкурента и подняться чуть повыше.

– Увы, – сказала она. – Но все революции строятся по принципу смены власти. Одни хотят занять место других. И среди недовольных дуксом аристократов таких полно.

– Ну а ты? Не боишься, что, сменив одного тирана, на крови поднимется другой?

Она поежилась, но ответила честно:

– Боюсь. В прошлом мой город, моя страна были иными. И я помню то время. Без страха. Когда ночью можно было выходить на улицы, когда людей не арестовывали в их квартирах по малейшему доносу, когда мы не дохли от неизвестных болезней и не превращались в чудовищ. Когда мотория не была панацеей и тем колодцем, из которого выкачивают горы цинтур, оседающих в подвалах верхушки. Город умирает, и я буду сопротивляться этому.

– Ты так любишь Риерту?

– Люблю, – искренне ответила она.

– А ты не думала о том, что у Мергена не было другого выбора?

Девушка уставилась на меня непонимающе:

– Не было выбора не устраивать переворот? Не принимать программу «Город без контаги»? Не ссылать множество людей в Старую Академию, не давать власть Министерству вод и не казнить многих без суда и следствия?