Созерцатель

Я присвистнул. Известный проект по очищению столицы от опасных мутантов. Любой заболевший (а также тот, кого подозревали в заражении) изолировался от общества, порой насильно.

– Многие семьи пострадали из-за этой доктрины, Итан. В какой-то момент чудовища начали появляться так часто, что карантинные команды гребли всех подряд, в том числе и непричастных. Из Старой Академии так никто и не вернулся. Если Брайс что-то и знает о твоем Хенстридже, то вряд ли он будет расположен разговаривать с тобой. Люди с Холма редко снисходят до простых смертных.

– Понял тебя. Кто из наших в городе?

– Ты давно тут не появлялся, ганнери. Отряд поредел. Крен связался с повстанцами, попал к жандармам, разжалован, лишен всех наград и расстрелян по решению Военного Трибунала Государства. Андерсон умер недавно от кровавой капели. Я помогаю его семье. Хант спился, не знаю, жив ли он сейчас. Не слышал о нем пару лет. Льюс сильно покалечился на заводе, потом вроде уехал куда-то на север. Про Скотта ничего не слышал. Грин работал у меня после того, как ты отбыл, а затем вместе с женой умотал в Конфедерацию Отцов Основателей в поисках лучшей жизни. Такер стал жандармом, погиб примерно в то же время, когда и Крен, в какой-то глупой кабацкой драке.

Если на войне ты обманул смерть, то всегда следует помнить, что это лишь временное явление.

– А Вороненок?

– Ты же знаешь его. Дважды не спит на одном и том же месте. В последний раз его видели мои знакомые на кладбище кораблей. Я не ищу с ним встречи, мы друг друга не переносим. У краснокожего всегда мозги были набекрень.

– Он все еще связывает перышки?

– Да. Поэтому им интересовалась тайная полиция, и он предпочел исчезнуть. Я слышал от общих знакомых, что Вороненок несколько раз помогал людям Старухи.

Я вспомнил слова Хенстриджа о том, что магии не существует. Есть лишь законы мироздания. Интересно, что бы сказал старикан, если бы увидел работу Вороненка, человека, в котором нет ни капли ингениума? Его птичьи перышки не раз спасали нам жизнь в Компьерском лесу.

– Мне могут понадобиться его таланты.

– Если только сам разыщешь. Как я уже говорил – мы не ладим.

– Что насчет Кроуфорда?

– Он приходит раз в месяц, упивается джином вусмерть и начинает перечислять всех искиров, которых ему довелось прирезать. С головой временами у него все крайне плачевно. Но пока еще никто не додумался отправить его в сумасшедший дом. Живет там же, где и прежде. Ты легко его найдешь.

Зазвонил телефон, и Мосс снял слуховую воронку. Послушал несколько секунд, сказал мне:

– Извини, ганнери. Неотложные дела. Сможем продолжить позже?

В коридоре меня ждала Чой. И на этот раз я не стал отказываться от ее предложения.

Глава седьмая Капитан

Пришлось задержаться в «Кувшинке» на несколько дней, пока Мосс добывал для меня нужные бумаги. Большую часть времени я проводил с Сибиллой. Матери моего однополчанина хотелось прошлого, и я исполнял ее желание, потому что видел – за заботами о существовании «большого дома» скрывалось море одиночества. Я при всем желании не мог заменить ей погибшего Арви, но зато мог рассказывать о нем, давать ей хотя бы мимолетное счастье от осознания того, каким он был. Многое я придумал, и моя совесть была чиста. Матери, потерявшей сына, не важно, слышит она правду о нем или выдумку, если это хоть как-то усыпляет боль ее сердца.

Вечерами компанию мне составлял Мосс. Мы пили джин, и запах яблочного табака пропитывал наши волосы и одежду. Чой занимала мое время на всю оставшуюся часть ночи, уходя уже под утро, когда бледный рассвет тонкой нитью проникал сквозь плохо пригнанные друг к другу ставни.

Я был рад вынужденной паузе в «Кувшинке». За эти дни появились вкус и цвет, которые, как и случалось прежде, довольно быстро поменялись друг с другом местами, вновь возвращая чувство стабильности моего странного, безумного мира.

Где-то в глубине моей души теплились угли пламени, пока еще робкого и слабого. До того дня, как оно вновь начнет течь по сосудам, а на краю зрения появится тень, оставалось еще несколько недель. Разумеется, если мне не придется использовать ингениум. Но подобного я избегал всеми возможными способами. Я собирался сойти с ума как можно позже.

Сибилла не хотела меня отпускать, но понимала, что так лучше для всех. Прощалась с улыбкой, хотя я видел в ее глазах сожаление, но она была из той породы женщин, которые редко показывают свои слабости даже тем, кого считают семьей и подпускают ближе, чем должны.

Мосс так и не смог ничего узнать о Хенстридже, но зато ссудил мне денег, поделился кое-чем из своего арсенала, одел, обул и, самое главное, сделал документы – немного потертые бумаги, с чуть выцветшей печатью, выданные Комитетом по гражданству и социальному развитию. У капрала везде были свои люди.