Созерцатель

Я устроился на высоком, чуть покачивающемся стуле в «Сиятельном» – одном из множества баров Садов Маджоре, этого развеселого, ярко раскрашенного огнями района художников, театралов, музыкантов, поэтов, журналистов и другой творческой элиты. Люди здесь всегда приветливы, даже к чужакам, и их никогда не смущают новые лица. И если они их и запоминают, то лишь для своих картин, рассказов и сюит.

Я никому не мешал и мучил «Монаха»[101], раз уж в таких заведениях не принято наливать виски, а в моде всяческие коктейли, вермуты, абсенты да подозрительные настойки, о которых Уолли обязательно сказал бы, что это первый шаг если не к безумию, то к слепоте.

Собственно, я не только убивал время и прятался на виду у всех, но и ждал ответа.

Когда за мой круглый столик без спросу подсел человек со стопкой водки, я был к этому готов. Он ничем не отличался от остальной публики. То ли художник, то ли поэт, то ли студент. А быть может, и все сразу. Внешность у него была соответствующей – чуть бедности, чуть безумия, капля наглости и маленькая толика того, что он знает себе цену, пускай ее и не могут разглядеть окружающие.

– В пять утра пятницы, мистер Хеллмонк, – улыбаясь, точно старому другу, сказал мне контрабандист, так ловко маскирующийся под местного обывателя. – Шестой причал под мостом Власти. Лодка отправляется с вами или без вас.

– Я буду.

Он опрокинул в себя стопку и, не прощаясь, смешался с гудящей и разогретой алкоголем толпой. Здесь, на юге Риерты, проблемы Трущоб, Верхнего, Горохового Супа и Стальной Хватки вместе со Светляками и Углом казались несущественными и даже далекими. Во всяком случае, создавалось именно такое впечатление, если не прислушиваться к шепоткам и тихим обсуждениям в темных углах.

Что же. Пора прощаться с городом, в который я никогда не планировал вернуться.

Признаюсь честно. Я испытывал некоторую горечь от того, что не сумею помочь Мюр. Именно ей, а не ее дружкам.

Ну и деньги, те что я все-таки взял у Хенстриджа, в итоге были присвоены мною незаслуженно. Однако с этим моя железобетонная совесть как-нибудь справится. Особенно учитывая обстоятельство, что задание, данное мне ученым, я практически выполнил – выяснил, у кого находится прибор. И распутал дело.

Теперь-то я понимал, что истинная цель Хенстриджа всегда противоречила лично моим интересам и целям. Однако цепочка событий в этой темной истории развивалась так.

Узнав, что умирает, Хенстридж решил ускорить свои исследования и (не желая сотрудничать с властями Риерты) обратиться за помощью в посольства других стран. Здесь мне оставалось лишь гадать – Империя была единственной или же старикан закинул свое предложение еще кому-то, но госпожа Сайл просто оказалась первой, кто откликнулся? Предполагаю второй вариант.

О том, с кем начал вести дела ученый, узнал Кражовски, находившийся с ним в довольно тесном контакте по разработкам. И революционер решился выкрасть результат исследований до того, как его получили искиры. Хенстридж предпринял попытку вернуть прибор, но – не сумев – уплыл в Хервингемм: чтобы не только нанять меня, но и встретиться с Сайл.

Однако когда открыватель мотории поздно ночью спешил к ней на встречу, его убили. И искиры в этом, похоже, действительно не замешаны – совершенно не в их пользу было бы уничтожение союзника, который обещал передать важную информацию и не успел этого сделать.

Но здесь была другая заинтересованная сторона.

Правительство Риерты.

Все же их тайная служба отнюдь не дураки, и до них наверняка дошла информация о пособничестве Хенстриджа Империи. Это самое логичное объяснение. Их сил с лихвой хватило бы, чтобы провернуть убийство, как и избавиться от меня, стоило мне покинуть Хервингемм «в интересах Хенстриджа». Я был помехой, так что получил «Якорь» в вещмешок и отправился в Гнездо.

Что же касается убитого полицейского рядом с трупом ученого, здесь, скорее всего, уже поработали люди Сайл, наткнувшись на коппера вместо направлявшегося к ним информатора.

Окончательную правду об этом эпизоде знает лишь искирка, но не думаю, что стоит разыскивать ее для того, чтобы спросить…

Следующим утром, потеряв несколько часов на пересадках, меняя одно тихоходное маршрутное судно на другое, я скатался к Кроуфорду. Однако попрощаться не получилось. Дверь в его развалюху оказалась заперта. Я знал, где он прячет ключ, но открывать не стал. Капрал так и не вернулся и пропадал либо в доме повстанцев, либо в каком-нибудь притоне, где щедро делятся серым порошком.

Я написал ему записку, сунул под дверь.

Оставались еще люди, которым следовало сказать «до свидания».

По счастью, я обзавелся высокими резиновыми сапогами, на несколько размеров больше, чем требовалось, так что в них легко помещалась нога в обуви. В полузатопленных районах Верхнего, когда мостки заливало, они настоящее спасение.

Я шлепал по воде, чуть досадуя, что давно уже не мальчишка. Детям этот бардак на улицах по душе, и половина юных жителей квартала устроили гонки самодельных парусных корабликов, подбадривая их и вопя во все горло.