Созерцатель скал без бинокля заметил, как упал профессор; он крикнул об этом, и баркас птицей полетел к острову.
К счастью, дело окончилось благополучно. Профессор упал на скалу, покрытую толстым слоем высохшего гуано, и это спасло его.
Ликование показало Булыгину общую к нему любовь, а испуг Аллы привел в радостное смущение. Он чувствовал на себе ее ласковый и нежный взгляд.
Созерцатель скал рассказал про чуть не погубившее профессора явление, а Булыгин внутренно волновался другим. Завтра у Верхней Ангары он расставался с Аллой, может быть, навсегда. Но ее взгляд говорил ему что-то красноречивей слов, наполняя его счастьем.
До сих пор не находя женщины по своему идеалу, Булыгин уже примирился с тем, что семью ему заменят бурмаши и скитания. Тем сильнее вспыхнуло теперь его чувство. Но он боялся показаться смешным. Ему было тридцать, а ей семнадцать. Он заставил бы себя промолчать, если бы этот обморок не выдал ее. Но только что пережитая смертельная опасность, сделавшая все остальное каким-то маленьким, через которое легко перешагнуть, придавала ему решимость. Сердце билось радостно.
Он чувствовал, что в сумерках смотрят на него в упор ее глаза, волшебные серые глаза. И чего-то просят, и требуют, и обещают. Любовь? Да, любовь. Милый! Для него они как раскрытая книга. Вот остатки робости и удивления перед ученым, приезжим ленинградским охотником за бурмашами. Вот откуда-то взявшаяся дерзость... Вот та странная печаль, за которую он любит. В этих прекрасных глазах весь их недолгий наивный роман. А вот то, что ненужными сделало слова и объяснения, что говорит глубже: ее застенчивая ласка – его счастье, его жизнь!
...Ветер крепнет. Белые гребни захлестывают лодку, и она беспокойно танцует по волнам.
Созерцатель скал с улыбкой просит, чтобы профессор передал ему руль, иначе им придется измерить здесь глубину.
Все хохочут.
– И ее! И ее зовите! – кричит Попрядухин, когда смущенный профессор пересаживается на середину лодки. – Она сегодня нас чуть не утопила.
Алла с раскрасневшимся лицом садится рядом с профессором.
XVI. Предсказание шамана
Густой туман весь день стоял над Байкалом. А когда ветер сорвал его клочья, необычайная картина представилась им. Впрочем, прежде чем что-нибудь увидеть, сначала они услыхали еще из сырой завесы оглушительный шум и гомон тысяч чаек и бакланов. А потом увидели.
Увидели они нечто необыкновенное.
Приблизительно в полукилометре от баркаса из лазурных вод Байкала, высясь над ними метров на шестьдесят, недалеко от берега, торчала гигантская человеческая голова. Черными впадинами темнели глаза, колоссальный нос был длиной в два метра. Под ним такой же рот.
Рядом с головой стояли два меньших утеса из темного кварца, уже не имевших такой человекоподобной формы. За ними шли прибрежные скалы, и дальше начинался материк.
– Что это такое? – оторопели ребята.
– Это знаменитый на Байкале Шаманский мыс, по-тунгусски Хамандрил. А этот утес-голова – тунгусский морской бог Дианду. Два меньшие столба – второстепенные боги. Сюда ездят шаманы на поклонение Дианду.
Сгоравшие от любопытства ребята погнали лодку к утесам. Но чем ближе они подъезжали, тем сходство с головой все больше пропадало.
– Значит, мы находимся уже около Верхней Ангары? – с сожалением спросила девушка.
– Да, – в тон ей вздохнув, ответил профессор.
Три отвесных столба, поднимавшиеся из Байкала, действительно, были величественны. Морской бог отличался гостеприимством. В его глазных впадинах и во рту была отведена жилплощадь для тысяч морских птиц.
При виде людей они тучей, с тревожным шумом и гомоном, поднялись из расщелин.
Осмотрев Дианду, ребята двинулись к берегу.
– Смотрите, вдали сколько лодок! – вскричал Аполлошка.
– Не напороться бы на бандитов, – забеспокоился Попрядухин.
– Нет, вон красный флаг.
Скоро они подходили к устью Верхней Ангары. Так было решено, что Верхнеангарск они посетят на обратном пути, то они только высадили жену смотрителя и Аллу. Обе женщины случайно встретили на берегу работника из зимовья и в провожатых не нуждались.
– Смотрите же! – кричали они оставшимся в лодке. – Через две недели будем вас ждать!
Тоскливо смотрела Алла, прощаясь со всеми, которые ей были дороги, в особенности с любимым человеком. Они не знали, что разлучались надолго.
– Ставь парус! – отдал приказание, наконец, Попрядухин. – А то, чего доброго, заревем.
Взвился парус, и «Байкалец» понесся вдоль берега к западу. Скоро устье Верхней Ангары исчезло из глаз.
Вечерело, когда они заметили на берегу костер и тунгусскую юрту. Профессор решил переночевать вблизи юрты.
Произвели высадку. За юртой оказался балаган из березовой коры.
Здесь жило несколько семей. На костре около юрты готовили карасей – любимое блюдо тунгусов. Вдали слышалась странная, дикая однообразная мелодия: Попрядухин сказал, что это песня, которой шаман заклинает духов.
У костра стоял старик-тунгус и варил что-то в котелке. Было заметно, что остальные относятся к старику почтительно и со страхом.
– Глава семейства? – спросил профессор Попрядухина.