— Не знаю, что тебе нужно! Да мне и без разницы! Я хочу лишь, чтобы в этой квартире тебя больше не было, иначе я за себя не ручаюсь! — покраснев, кричал Игорь. Вены на его шее вздулись, кровь бурлила в теле, и откуда-то появились недюжинные силы. Он не сводил прямой грозный взгляд с Созерцателя и наступал решительно, как танковая армада.
Пока ему в грудь не упёрлась ручка Саши.
— За что ты так со мной? — В её бездонных глазах стояли слёзы, и Игорь осёкся, только в тот миг осознав, как вся эта сцена выглядела со стороны. До того мгновения ему было всё равно.
За спиной Саши медленно истаяла фигура Созерцателя, будто пустынный мираж, рождённый зноем. Казалось, будь у тени рот, он был бы растянут в тот миг в злорадной улыбке.
— Я давно уже подозревала, что все эти переработки не доведут тебя до добра, — срывающимся голосом произнесла супруга, крепко стиснув в объятьях дочку, которая испугалась ничуть не меньше матери и начала похныкивать.
— Саша, послушай!.. Ты можешь мне не верить, но к тебе мои слова никакого отношения не имели! Я говорил всё это не тебе!
— А кому тогда, Игорь?! — воскликнула жена, а из её глаз брызнули слёзы обиды. — Здесь никого больше нет, кроме меня и Лили!
— Я вижу странного призрака в нашей квартире, — собрав волю в кулак, сознался мужчина. — Он преследует меня. И я… Я обращался именно к нему. Не к тебе!
Саша поджала губы, отвела взгляд и как-то обречённо промолвила:
— Всё-таки эта работа довела тебя… Я так этого боялась. Боялась, что ты рано или поздно свихнёшься из-за неё.
Игорю горло сжало болезненным спазмом, лишившим его последних сил. Он как вкопанный замер перед супругой, которая продолжала шептать:
— Целый день напролёт ты пропадаешь в своём офисе, даже дома, бывает, весь вечер сидишь в бумагах. Вечно в мыле, истощённый, с синими мешками под глазами… И вот, помешался. Боже, Игорь… Что же теперь делать? Бедный мой…
Лиля неистово заплакала на руках матери, задёргала ножками и засунула пальцы в рот. Саша машинально стала её укачивать и поглаживать по голове, хотя у самой по щеке стекали одинокие слезинки. Но ласка не помогала: девочка ревела всё сильнее, постепенно увеличивая громкость.
Прикрыв глаза, Игорь устало потёр пальцами переносицу. Плач дочери совершенно невовремя вклинился в этот серьёзный разговор, напоминавший минное поле. И, чем дольше мужчина слушал нараставшую истерику малютки Лили, тем гаже ему становилось на душе.
— А ты… — начал Игорь, выдавливая из себя слова через силу, по звуку, — ты никогда не думала, что довела меня вовсе не работа?
Он поднял взгляд, тяжёлый и мрачный, затуманенный внутренней болью и борьбой, и остановил его на розовощёкой кричавшей девочке, не ведавшей покоя и сострадания.
Саша поняла всё мгновенно. Она издала какой-то сдавленный сиплый вздох, полный разочарования и материнского гнева, а после, резко развернувшись, исчезла вместе с малышкой в комнате, звонко захлопнув за собой дверь. До Игоря донеслись сдавленные рыдания.
Он прошёлся ладонью по лицу, постоял ещё минуту в прихожей и на негнущихся ногах прошёл на кухню. Даже не оглядываясь по сторонам и откровенно наплевав на возможное присутствие рядом Созерцателя, Игорь опустился за стол, уронив голову на сложенные руки.
Как он мог себе позволить произнести это вслух? Саша ведь никогда его теперь не простит.
Он буквально признался ей, что ненавидит собственную дочку.
И, конечно, в это она поверила сразу и куда охотнее, чем в его россказни о призраке. А, значит, уже давно подозревала и только искала подтверждение.
За стенкой надрывалась Лиля, никак не желая успокаиваться. Ей тихо вторила Саша. Игорь слушал, закусив губу. Может, прав он был, когда думал, что рановато ему становиться примерным семьянином? Как-то всё это слишком сложно, слишком запутанно. Саша твердила, что быть хорошим родителем — большой труд. Но Игорь не хотел, возвращаясь вечером с изнурительной работы, работать ещё и дома: строить по кирпичикам отношения с супругой, должные быть безукоризненными и лишёнными любого намёка на подростковую угловатость, а после с организованной методичностью воспитывать ребёнка, хоть сам он за собственную взрослость до конца поручиться не мог. Игорь не хотел пересиливать себя раз за разом, переступая порог дома.
Женщины в комнате вскоре затихли. Не было больше слышно визгливого плача Лили, да и Саша, кажется, прекратила лить слёзы.
Игорь понемногу успокоился, расцепил переплетённые пальцы, сполоснул в раковине вспотевшую шею и взмокшее лицо. Глянув на себя в зеркало и не заметив там никого иного, кроме морально опустошённого и презираемого самим собой человека, Игорь решил отложить пока в дальний ящик крамольные мысли. Когда в квартире стояла такая приятная уху тишина и благодать, то бежать отсюда совсем и не хотелось. Надо было попытаться помириться, склеить то, что пока ещё имелось.
Он осторожно постучал костяшками пальцев в дверь, а после, так и не получив ответа, всё же зашёл в комнату. Прогонят, так прогонят.
— Саша, прости меня.