Создательское (СИ)

– Щас я тебе внемлю, ой внемлю, коврик ты для блох, ходячий, – многообещающе протянула я, извлекая из–за спины свой «подарочек». – Побрею налысо!!! – И с этим воплем бросилась на зверушку.

Сейчас я его не боялась. Одно дело – дикое животное. Это да, мало ли, что ему в голову придет? И совсем другое – сказочное создание, к тому же – умеющее говорить. Это уже не страшно. На него смотришь как на человека, я людей бояться – на улицу не ходить!

Волк, увидя взъерошенную меня с громадной секирой наперевес, поперхнулся надкушенным плодом и с воплем: «Спасите! Сумасшедшие жизни лишают!!» – заметался по возвышению. Я же, злобно ухмыляясь и рыча целенаправленно загоняла его в угол. Не выдержав такого давления на нервы, зверь взвыл и не хуже любой кошки взмыл на один из столбов.

– Так нечестно!! – завопила я, останавливаясь внизу. Секира оттягивала руки, так что я тут же уперла ее в пол. – Слазь сейчас же!

– Ага, нала дурака, – поглядев вниз, ответил волк, обнимая верхушку колонны всеми конечностями, включая хвост.

– Слазь по–хорошему! Все равно доберусь, самозванец блохастый!! – я нервно выхаживала под колонной, зло поглядывая вверх.

– Кто самозванец? Я – самозванец?! – взвыл зверик, о возмущения сползая на пару сантиметров вниз. Но быстро опомнился и вновь вышкрябался на самый верх.

– А что, я?! Это ты себя за Создателя выдаешь, а не я! – моему же возмущению не было предела. – Лапы прочь от частной собственности!

– Что?! – глаза волка округлились, а челюсть отвисла. М–да, клычки у собачки… – Ты? А ну, снимай балахон! – потребовал он.

– Ага, щаз! А канкан тебе со стриптизом не станцевать? – выдала я, упирая руки в бока. Секира жалобно звякнула о пол. – Слазь немедленно! – потеряв всякое терпение, крикнула я, и с размаху врезала кулаком по колонне.

– О–у–у–у–у–й!! – тряся в воздухе рукой, я исполнила вокруг злосчастного каменного сооружения боевой танец североамериканских индейцев.

– А–а–а–о–о–й!! – не менее эмоционально выдал волчок, с гулким шмяком приземляясь на ковер. Мы застыли, уставившись друг на друга и резко прекратив орать.

– Ты как… – наконец–то смогла произнести я, – сильно ушибся?..

– Да так… – зверь поскреб за ухом задней лапой. – Даже и не знаю… А ты?..

я внимательно поглядела на ушибленную руку – ничего. Даже покраснения. И боли нет… Спрашивается – чего орать? Наверное, больше от неожиданности.

– Вроде бы в порядке… Поговорим? – уже более мирно предложила я.

– Поговорим, – со вздохом согласился он, подсаживаясь поближе.

– Тебя как звать, мохнатый? – я чуть пихнула его локтем.

– Дакар, сама же называла, – пробормотал он, сосредоточенно роясь в коврах. Наконец выковырял откуда–то недоеденный крапчатый плод, внимательно оглядел оный, фыркнул и закинул куда подальше.

– Не поняла… – вскинула брови я. – Это же этот мир так называется!

– Ну да, – серый повернулся ко мне. – Это же я и есть.

– Мир? – подозрительно осведомилась я.

– Он самый, – утвердительно кивнул он.

– Ага… – ну, что я еще могла сказать? Что придумала – то и имею. И кого в этом винить прикажете?

– Ну и чего ты тогда тут распинался о воле Создателя? – уже совершенно беззлобно поинтересовалась я, за кожаный ремешок подтягивая поближе к себе секиру. Если я ее Сорту не верну…

– Дык, эта… – Дакар, настороженно шевеля ушами следил за моими движениями. – Ну, кем–то же назваться надо было…

– Слушай, а, может, ты мне расскажешь, что я вообще тут делаю? – осенило меня. если уж сам Мир не знает, какого овоща тут шатается его Создатель, то и спрашивать–то больше не у кого. Разве что у глубин подсознания. Но, судя по дедушке Фрейду, ничего путного оттуда не вытянешь.

– Ну… – волчок отвел взгляд, поджал хвост и поковырял когтем ковер.

– Ну?.. – подбодрила его я.

– Это я тебя позвал, – сознался он, прижимая уши к голове.

– И зачем? – я уже не злилась, мне было просто интересно. Кроме того, ну хоть себе–то можно признаться, что приключение мне нравится.

– Страшно стало, – передернул плечами Дакар и стал жаловаться, помогая себе лапами:

– Понимаешь, когда этот сосед объявился, я же его трогать не стал! Даже обрадовался. Вот, мол, есть с кем поболтать. Ты же молчишь, как партизан, или монологами изъясняешься. Я уж к тебе и так, и эдак… Что поймешь, а что… Эх! – он махнул лапой, схватил другой плод и тут же откусил половину. Наверное, от расстройства. Я, перегнувшись через него, тоже подцепила один. На вид – как зеленый помидор. А на вкус, хруп–хруп, ябфоко ф бафаном, ням…

А серый, тем временем, продолжал:

– И он же, гад, сперва распинался, так мол, и так. Я белый и пушистый… Ничего плохого… По–добрососедски… А потом козлов своих, серых, натравил! Когда же я пришел к нему разбираться, мол, что ж ты творишь? Он мне знаешь, что выдал?! Ты – слабак, говорит, я тебя захватю… тыю… тьфу ты, чу! Захвачу тебя и будешь на меня пахать, как лошадь, а то твой хиляк–Создатель распустил и много воли дал…

Знаешь, я его тогда испугался. Сильно испугался! Ну и вызвал… В смысле – попросил о помощи. Тебя. А ты со мной и разговаривать не стала – сразу в кусты! – обиженно закончил он.