— Я задам тебе еще много вопросов, — сказал он. — Потом. Рут чувствовала, что утопает в золотистой дымке. Ее внимание было приковано к хрустальным граням, мерцающим над кроватью. Голова Келекселя мгновенно заслонила калейдоскопическое движение, и она почувствовала, что его лицо прижалось к ее груди. Золотистая дымка захлестнула ее сначала легкой зыбью, затем волнами пугающего экстаза.
— О Боже, — прошептала она. — О Боже. О Боже.
«Как прекрасно, когда тебя обожествляют в такой момент», — подумал Келексель. Это было самое огромное наслаждение, которое когда-либо дарила ему женщина.
12
Оглядываясь на первые несколько дней, проведенных у чемов, Рут удивлялась самой себе. В ней медленно крепла уверенность в том, что Келексель моделировал ее ответные чувства при помощи своих странных приспособлений, но она уже не могла обходиться без этих манипуляций. Важным было только то, что Келексель снова и снова возвращался, чтобы прикасаться к ней, говорить с ней и лепить из нее то, что ему хотелось.
Он стал казаться ей прекрасным. Она таяла от удовольствия, всего лишь глядя на складчатое трубообразное тело. Не составляло труда прочесть на квадратном лице то, что он преклоняется перед ней.
«Он действительно меня любит, — думала она. — Он велел убить Нева, чтобы заполучить меня».
Она даже испытывала наслаждение, осознавая свою совершенную беспомощность, полную покорность малейшим причудам Келекселя. Она начала понимать, что любая самая могущественная земная сила в сравнении с чемами была не больше, чем простой муравейник. К этому времени она уже прошла образовательный импринтинг и могла разговаривать на языке чемов и корабельном диалекте.
Главное, что нарушало спокойное существование, было воспоминание об Энди Турлоу. Келексель начал понемногу снижать интенсивность воздействия манипулятора, поскольку ее реакции были уже совершенно такими, как требовалось, и она могла вспомнить Энди Турлоу со все возрастающей отчетливостью. Но беспомощность ослабляла чувство вины, и Энди все меньше занимал ее мысли. До тех нор, пока Келексель не принес пантовив.
Келексель усвоил урок, полученный от Суби. «Деятельность замедляет процесс старения смертных», — напоминал он себе, поэтому попросил Инвик подключить Рут к пантовиву и обеспечить ей доступ к системе хранения архивов режиссерского корабля.
Аппарат поставили в углу комнаты-тюрьмы, в которой уже явственно проступали штрихи ее личности, поскольку Келексель обставил комнату по желанию Рут. К комнате пристроили ванную и гардеробную. Одежда? Ей стоило только попросить. Келексель забил шкаф так, что он просто ломился. Драгоценности, духи — она получала все, что хотела.
Келексель исполнял любое ее требование, сознавая, что попал в плен, и наслаждаясь каждым мигом этого восхитительного плена. Когда он перехватывал насмешливые взгляды команды Фраффина, то лишь улыбался про себя. Должно быть, у них у всех наложницы с этой планеты. Он предполагал, что мужчины-туземцы должны точно так же возбуждать женщнн-чемов; интимные отношения с аборигенами являлись одним из преимуществ этого места, одной из причин того, что Фраффин так преуспел на этой планете.
Мысли о цели его приезда сюда, об обязанностях иногда мелькали в отдаленных уголках разума. Он знал, что Главенство поймет, когда он все объяснит и покажет свою наложницу. В конце концов, чем было Время для чемов? Расследование могло просто немного замедлиться… на время.
Сперва пантовив испугал Рут. Она замотала головой, когда Келексель попытался объяснить его предназначение и принцип работы. Как пантовив работал, понять было достаточно просто. Почему он работал, было выше разумения Рут.
Наступило время, когда Келексель пришел к Рут, чтобы объявить о наступлении полдня. Здесь, на корабле, день и ночь значили очень мало. Полдень означал лишь то, что Келексель оторвался от своих загадочных обязанностей и мог провести с ней период расслабления и отдыха. Рут сидела в подогнанном для нее контрольном кресле. Притушенный желтый свет озарял комнату. Внимание Рут полностью захватил пантовив.
Эта штука каким-то образом соответствовала ее представлениям о механизме. Кресло составляло часть механизма; в подлокотники были вделаны контрольные звонки, ряды кнопок и клавиш справа и слева, разделенные на условные цвета: желтые, красные, серые, черные, зеленые, голубые, шеренги оранжевых и белых клавиш, точно в пианино, сделанном безумцем. Прямо перед Рут и немного внизу располагалась овальная платформа с мерцающими линиями, простирающимися к ней из-за рядов клавиш.
Келексель стоял сзади, положив руку Рут на плечо. Он чувствовал довольно отстраненную гордость, показывая чудеса цивилизации чемов своей новой игрушке. Чудесной новой игрушке.