— О нет, я не обещал, что отпущу его.
— Ну а пациент, несомненно, понял, что очень скоро окажется дома — и единственными условиями являются график капеллана Хардвика и подтверждение письма его матери.
— Позовите пациента назад, и мы разберемся с ним прямо сейчас, — сказал Вейли. Выглядел он рассерженным.
Миссис Норман вздохнула, подошла к двери комнаты отдыха и подала знак санитару. Питера привели назад и посадили обратно на стул. Мальчик сидел, не поднимая глаз, опустив плечи, не двигаясь.
— Ты ведь понимаешь, не правда ли, Питер, что мы не давали твердых обещаний выписать тебя? — спросил доктор Вейли. — Мы собираемся понаблюдать за обстановкой у тебя дома и посмотреть, все ли в порядке и удастся ли тебе найти работу. Мы бы также хотели узнать, возможно ли, чтобы ты вернулся в школу на год-два. Возможно, тебе удастся найти более приличную работу. Ты понимаешь, правда ведь, что мы не даем никаких четких обязательств?
— Да, я понимаю, — Питер взглянул на капеллана Хардвика, который отказался посмотреть тому в глаза.
— А что там со школой? — спросил Турлоу.
— Мальчик не закончил среднюю школу, — ответил Вейли.
Он повернулся к Питеру.
— Разве тебе бы не хотелось вернуться в школу и закончить ее?
— Да.
— Разве ты не хотел бы закончить образование, найти такую работу, чтобы ты мог содержать себя сам, копить деньги и жениться?
— Да.
Вейли торжествующе взглянул на Турлоу.
— У кого-нибудь есть еще вопросы?
Турлоу медленно выстраивал в уме аналогию с покером. Питер оказался в позиции игрока, у которого нет ни веры, ни неверия во все происходящее. Он просто ждал, чтобы увидеть оставшиеся карты.
— Не правда ли, Питер, ты предпочтешь голодать, чем быть сытым? — спросил Турлоу.
— Да. — Мальчик снова перевел внимание на Вейли.
— Не правда ли, Питер, ты скорее съешь на обед сухую хлебную корку, чем славный сочный кусок мяса? — задал Турлоу следующий вопрос.
— Да.
— Всё, — сказал Турлоу.
По знаку миссис Норман санитар снова забрал пациента из комнаты.
— Думаю, когда мы примемся за следующего пациента, нам следует привести его к присяге, как в суде.
Несколько секунд Вейли хранил молчание. Затем, уткнувшись в бумаги, сухо произнес:
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Вы напомнили мне одного моего знакомого окружного прокурора, — сказал Турлоу.
— Да? — В глазах Вейли мелькнула злость.
— Кстати, — спросил Турлоу. — Вы верите в летающие тарелки?
Головы миссис Норман и капеллана Хардвика быстро поднялись.
Они уставились на Турлоу. Вейли, однако, откинулся на спинку своего стула, настороженно полуприкрыв глаза.
— Каков смысл этого вопроса? — спросил Вейли.
— Просто хочу узнать ваше мнение, — ответил Турлоу.
— О летающих тарелках? — В тоне Вейли слышалось осторожное недоверие.
— Да.
— Это все бредни. Абсолютная чепуха. Да, здесь может быть несколько случаев, когда за летающую тарелку принимают воздушные шары и тому подобные вещи, но люди, которые настаивают на том, что видели космические корабли, они нуждаются в наших услугах.
— Здравое мнение, — сказал Турлоу. — Рад это слышать.
Вейли кивнул.
— Мне все равно, что вы думаете о моих методах, но вы не сможете сказать, что они основаны на бреднях — любого вида. Понятно?
— Абсолютно понятно, — сказал Турлоу. Он видел, что Вейли убежден в том, что вопрос заключал в себе хитроумную попытку дискредитировать его.
Поднявшись на ноги, Вейли взглянул на часы.
— Не вижу смысла во всем этом, но, несомненно, у вас что-то на уме.
Он вышел из комнаты.
Турлоу встал, улыбаясь.
Хардвик, поймав взгляд Турлоу, сказал:
— Защита отдыхает.
Сцена промелькнула у Турлоу в голове, и он покачал головой. Доктор снова взглянул на часы и улыбнулся про себя, когда бессознательным жестом вновь поднес к глазам часы и увидел остановившиеся стрелки. Воздух, проникающий в открытое окно машины, пах влажной листвой.
«Почему Рут попросила меня встретиться с ней здесь? Она жена другого. Где же она — так чертовски опаздывать! Может быть, с ней что-то случилось?»
Он взглянул на трубку.
«Проклятая трубка потухла. Вечно она тухнет. Я курю спички, а не табак. Я не желаю опять сходить с ума по этой женщине. Бедная Рут — трагедия, трагедия. Они с матерью были очень близки».
Он попытался вспомнить убитую. Адель Мэрфи теперь была фотографиями и описаниями в колонках новостей, отражением слов, свидетельств, и полиции. Та Адель Мэрфи, которую он знал, отказывалась показаться из-за жестоких новых образов. Ее черты начали тускнеть в вихре вещей, которые затмевали это событие. Память сейчас хранила лишь полицейские портреты — цветные фотографии из досье в офисе шерифа: рыжие волосы, так похожие на волосы дочери, разметались по залитому маслом проезду.
Ее бескровная кожа на фото — он помнил это.
И он помнил слова свидетельницы, Сары Френч, жены доктора, живущей по соседству, слова ее показаний. По словам миссис Френч он почти мог восстановить картину насилия. Сара Френч услышала крики и вопль. Она выглянула из окна спальни на втором этаже в лунную ночь, как раз вовремя, чтобы увидеть убийство.