Создатели небес. Улей Хелльстрома

Он мысленно представил, как ломается автоматический тостер, и ему приходится ремонтировать его. Его мысли прыгали, как камешек, отскакивающий от поверхности воды озера. Его воспоминания об этой планете не оставят его в покое. Ведь он — прыгающий камешек, в котором сконцентрировались целые эпохи. Он видит дерево, лицо… лишь на мгновение промелькнуло какое-то лицо, и вот уже его память воскресила фигуру дочери Каллима-Сина, выданную замуж (по указке Чемов) за Аменофиса III три тысячи пятьсот лет назад.

И еще: он помнит то, что некогда царь Кир предпочел археологию трону. Идиот!

Места: стена в грязной деревне, тянущаяся вдоль пустой дороги. Это местечко называлось Муквайяаром. Эта стена вызвала в памяти облик могущественного Ура, каким он запомнил его в их последнюю встречу… В его памяти живой, не мертвый, Тиглат-Пайлезер величественно проходил перед съемочной бригадой Чемов через Врата Иштара по Улице Процессий. В этом параде, не подвластном времени, он видел Сеннашериба, Шалмансера, Изем-Дагана, Синсарра-искуна, и все они танцевали под дудку Чемов.

Картины различных эпох и мест проносились сейчас в сознании Фраффина. На короткое время в его памяти вспыхнули картины Вавилона времен царя Линга, центра мировой торговли, существовавшего за две тысячи лет до того, как он начал создавать сюжет, который приводил в трепет Чемов, где героем был Иисус.

И в этот миг Фраффин понял, что его разум был единственным вместилищем для созданных им существ, единственным заповедником, где они сохранились — здесь хранились их желания, раздавались их голоса, он помнил их лица, все те расы, которые сгинули, не оставив и следа, кроме отдаленного неслышного шепота… и слез.

Мысли кружились в его голове. «Я смотрю на их жизнь их глазами!» — подумал Фраффин.

Воспоминания, связанные с Шебой, вернули его во времена и в город верблюдов, который смог противостоять легионам Аэлия Галла, но сейчас этот город также, как и Карфаген и он сам, был разрушен и остались лишь обвалившиеся стены, песок, молчаливые камни, ожидающие своего царя Кира, который откопает пустые черепа.

«Aurum et ferrum, — подумал он. — Золото и железо.

Интересно, откроется ли ему смысл бытия перед тем, как его поглотит темнота?

У меня не будет больше никаких дел, которыми я мог бы занять свой разум, — подумал он, — не будет ничего, что могло бы отвлечь меня от скуки».

Эпилог

ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ПЕРВОРОДНЫХ:

На период этого цикла отказать в выдаче разрешений желающим наблюдать первобытных Чемов в их естественной среде обитания. Заявки на следующий цикл будут приниматься только от специалистов в области генетики, социологии, философии и истории Чемов и смежных областях науки.

Разрешение на встречу с туземным знахарем Андроклесом Фурлоу и его женой Рут будут выдаваться лишь с учетом следующих ограничений:

1) Запрещается обсуждать тему бессмертия.

2) Запрещается обсуждать вопросы наказания Режиссера Фраффина, врача корабля Инвик или любого другого члена экипажа.

3) Не разрешается задавать вопросы аборигенке относительно ее отношений со Следователем Келекселом.

4) Во время встречи со знахарем все Чемы должны препровождаться в его жилище на его родной планете-заповеднике с соблюдением всех необходимых правил безопасности.

Принять к сведению, что заявки на усыновление детей Первобытных Чемов с родной планеты-заповедника могут быть рассмотрены только после завершения обследования ребенка Келексела и аборигенки. В данное время проводятся обследования и проверки выбранных детей Первобытных Чемов, и результаты будут объявлены после завершения этих обследований.

По соображениям безопасности все несогласованные попытки посетить туземную планету-заповедник повлекут за собой суровое наказание.

(УДОСТОВЕРЕНО СЕГОДНЯ ИМЕНЕМ ПЕРВОРОДНЫХ)

Улей Хелльстрома

«Я приветствую тот день, когда войду в чан и присоединюсь к своему народу».

Из дневника праматери Тровы Хелльстром:

(26 октября 1896 г.)

Мужчина с биноклем полз на животе, продвигаясь вперед по коричневой, нагретой солнцем траве. В ней копошились насекомые, которых он не любил, однако заставлял себя не обращать внимания на них, сосредоточившись на том, чтобы достичь тени дуба на гребне холма, стараясь как можно меньше тревожить как растительность, скрывавшую и царапавшую его, так и ползущих по его незащищенной коже существ.

Узкое, загорелое и в глубоких морщинах лицо выдавало его возраст — пятьдесят один год — однако волосы, черные и лоснящиеся, торчащие из-под его солнцезащитной шляпы цвета хаки, противоречили этому в той же мере, как и его движения, быстрые и уверенные.