— Какая совершенная точность, — сказал Фурлоу. — Но при этом исчезает сама жизнь. Точность! Дайте человеку жить подобной жизнью, и она станет похожа на эпиграмму… правда, после его смерти выяснится, что эта эпиграмма неверна.
— Но мы не умираем!
Келексел начал хихикать. В конце концов, этот Фурлоу виден насквозь, и как просто выиграть у него спор. Перестав хихикать, он продолжил:
— Мы, достигшие совершенства существа…
— Вы не достигли совершенства, — перебил его Фурлоу.
Келексел пристально посмотрел на него, припоминая, что и Фраффин говорил то же самое.
— Мы используем твоих соплеменников ради своего развлечения, — сказал он. — Мы живем вашей энергичной жизнью, обходясь без…
— Ты пришел сюда, чтобы спрашивать о смерти, поиграть со смертью, — перебил его Фурлоу. — Ты хочешь умереть, но боишься смерти!
Келексел судорожно сглотнул и в шоке посмотрел на Фурлоу. «Да, — подумал он. — Именно поэтому я и нахожусь здесь. Этот знахарь видит меня насквозь». Словно сама по себе, его голова кивнула, соглашаясь с туземцем.
— Ваше механическое устройство — замкнутый круг, змея, схватившая себя за хвост, — сказал Фурлоу.
Келексел нашел в себе силы возразить:
— Мы живем вечно, и это правда.
— Правда! — фыркнул Фурлоу. — Правда — то, что вы можете говорить все, что угодно.
— Мы настолько ушли вперед от вас, первобытных…
— Тогда почему ты здесь просишь помощи у первобытного?
Келексел покачал головой. Его охватило гнетущее чувство опасности.
— Ты никогда не видел, как работает наша паутина, — сказал он. — Как можешь ты…
— Я вижу тебя, — перебил его Фурлоу. — И я знаю, что всякая механическая система ограничена пределами познания. Истину нельзя загнать внутрь круга. Истина подобна бесчисленным лучам, уходящим в огромное пространство бесконечной вселенной.
Движение губ Фурлоу завораживало Келексела. Словно обжигающие слова слетали с них. И сейчас больше, чем когда-либо Келексел пожалел, что пришел сюда. Он ощущал внутри себя какую-то робость, словно стоял перед запертой дверью, способной в любой момент открыться, за которой находилось нечто ужасное.
— Со временем с такими философскими школами случаются любопытные вещи, — продолжал Фурлоу. — Ваша философия, следующая изначально по прямой линии, начинает изгибаться, в конце концов замыкаясь в круг. Но вы не замечаете этого, не видите ошибку, вы думаете, что все еще двигаетесь вперед по прямой линии. Тем временем вы все дальше и дальше сворачиваете в сторону, пытаетесь создать новые теории, чтобы объяснить предыдущие, но вязните в них все глубже и глубже.
— Но у нас все в порядке, — возразил Келексел. — Этот твой аргумент к нам не применим.
— Если ты добился успеха в прошлом, это не доказывает, что тебе будет сопутствовать успех и в дальнейшем, — заметил Фурлоу. — Мы никогда не останавливаемся на достигнутом. Мы начинаем использовать открытия в других областях. Каждым своим словом об устройстве общества Чемов ты выдаешь себя. Ты чувствуешь себя пойманным в ловушку. Ты подсознательно понимаешь, что ты находишься в замкнутой системе, откуда невозможно сбежать, разорвать этот бесконечный круг… до тех пор, пока не погибнешь.
— Мы не погибаем.
— Тогда почему ты пришел ко мне?
— Я… я…
— Люди, которые существуют в замкнутой системе, подобны крутящейся в колесе белке, — произнес Фурлоу. — Они следуют за своим вождем, всегда по его липкому следу. Однако вождь, ведущий их, пристраивается в затылок к последнему — и вот уже все в ловушке. След становится все отчетливее и отчетливее, пока вы продолжаете протаптывать одну и ту же тропу. И это служит для вас указанием, что вы на верном пути! Вы же живете вечно! Вы же бессмертны!
— Да!
Фурлоу понизил голос, заметив, что Келексел следит за каждым его словом.
— И тропа ваша кажется вам прямой, — продолжил Фурлоу. — Но вы видите впереди себя лишь небольшой отрезок пути, вы не замечаете, когда она начинает сворачивать. Вам она по-прежнему кажется прямой.
— Какая мудрость! — со смешком заметил Келексел. — Но она не спасла твоего драгоценного безумца, твоего Джо Мерфи!
Фурлоу судорожно сглотнул. «Почему я спорю с этим существом? — задал он себе вопрос. — Какую кнопку он нажал, чтобы заставить меня это делать?»
— Ведь это так? — но отставал от него Келексел, используя этот момент потрясения.
Фурлоу вздохнул.
— Еще один порочный круг, — сказал он. — Мы все еще метафорически сжигаем евреев за то, что они разносят чуму. В каждом из нас сидит Каин и Авель. Мы бросаем камни в Мерфи, потому что он та часть нас, которую мы отталкиваем от себя. Он больше Каин, чем Авель.
— У вас зачаточные понятия о добре и зле, — заметил Келексел. — Было ли злом… уничтожить этого Мерфи?
«О Господи! — мысленно воскликнул Фурлоу. — Добро и зло! Поступки и последствия!»
— Это вопрос не только категорий добра и зла! — заметил он. — Это реакция из самой глубины сознания. Это похоже… На прилив… или ураган. Это происходит… когда это происходит!