«Адель… Миссис Мэрфи выбежала из задней двери. На ней была зеленая ночная сорочка… очень тонкая. Она была босиком. Я помню, что подумала: как странно, она босиком. Потом прямо за ней появился Джо. У него был тот проклятый малайский кинжал. Это было ужасно, ужасно. Я разглядела ее лицо… лунный свет. Он выглядел, как всегда выглядит, когда сердится. У него такой ужасный характер!»
Слова Сары — слова Сары… Турлоу почти видел зазубренное лезвие, сверкающее в руке Джо Мэрфи, смертоносное, дрожащее, колеблющееся в неверном свете луны. Джо не более чем в десятке шагов поймал жену. Сара считала удары.
«Я просто стояла там, считая каждый удар, который он наносил ей, я не знаю, зачем. Я просто считала. Семь раз. Семь раз».
Адель неловко осела на бетон, волосы разметались неровными прядями, которые позже запечатлели камеры. Колени поджались, принимая позу зародыша, потом распрямились.
И все это время жена доктора стояла там, у окна наверху, прижав левую руку ко рту, сжавшись в неподвижный оцепенелый комок.
«Я не могла двинуться. Я не могла даже говорить. Все, что я могла, — лишь смотреть на него».
Рука Джо Мэрфи со странно тонким запястьем пошла вверх, швырнула на газон кинжал так, что он описал короткую дугу. Не спеша он обошел вокруг тела, стараясь не наступить на рыжие пряди, струившиеся по холодному бетону. Через некоторое время он слился с тенями деревьев у пересечения проезда с улицей. Сара услышала звук заводящегося мотора. Машина с ревом умчалась, раскидывая гравий из-под колес, точно песок.
Тогда, и только тогда, Сара обнаружила, что может двигаться. Она вызвала «скорую».
— Энди?
Голос заставил Турлоу вернуться из далей, куда унесли его воспоминания. «Голос Рут?» — удивился он, оборачиваясь.
Она стояла слева, совсем рядом с машиной, стройная женщина в черном шелковом костюме, сглаживавшем пышные формы. Рыжие волосы, которые обычно шапкой обрамляли овальное личико, сейчас были связаны в тугой пучок у шеи. Волосы, стянутые так плотно, — Турлоу попытался выбросить из головы воспоминания о волосах ее матери, рассыпавшихся по бетону проезда.
Зеленые таза Рут смотрели с выражением раненой надежды. Она была похожа на усталого эльфа.
Турлоу открыл дверцу, вышел наружу, на влажную траву обочины.
— Я не слышал, как ты подъехала.
— Я осталась у Сары, живу у нее. Я отошла от дома. Поэтому и опоздала.
В ее голосе явственно слышались слезы. Турлоу удивился, почему она ведет такой бессодержательный разговор.
— Рут… я… черт бы все это побрал! Я не знаю, что сказать.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, он шагнул к ней, обнял ее. Она напряглась, сопротивляясь.
— Я не знаю, что сказать.
Она вырвалась из его объятий.
— Тогда… не говори ничего, все уже было сказано.
Она подняла голову, взглянула ему в глаза.
— Ты разве уже не носишь свои специальные очки?
— К черту мои очки. Почему ты не захотела поговорить со мной по телефону? Это Сарин номер дали мне в госпитале.
Ее слова отдавались у него в ушах. «Живу у нее». Что все это значило?
— Отец сказал… — она прикусила нижнюю губу, покачала головой. — Энди, ох, Энди, он сошел с ума, а они собираются казнить его… — Она подняла глаза на Турлоу, ее ресницы были мокры от слез. — Энди, я не знаю, как к нему относиться. Я не знаю…
Он снова обнял ее. Теперь она не сопротивлялась. Как знакомо и уютно чувствовала она себя в кольце его рук. Рут начала тихонько всхлипывать у него на плече. Этот плач был точно улегшиеся отголоски горя.
— Ох, как жаль, что ты не можешь забрать меня отсюда, — прошептала она.
«Что такое она говорит?» — спросил он себя. Она не была больше Рут Мэрфи. Она была миссис Невилл Хадсон. Он хотел оттолкнуть ее, забросать вопросами. Но это было бы непрофессионально, неправильно с точки зрения психологии. Он решил, что, в конце концов, это было не то, чего хотел он. И все-таки она была женой другого. Черт! Черт! Черт! Что случилось? Ссора. Он вспомнил их ссору — в ту ночь, когда он сказал ей о членской стипендии. Она не хотела, чтобы он принимал стипендию, не хотела разлучаться на год. Денвер казался ей таким далеким. «Это всего лишь на год». Он слышал свой голос, произносящий эти слова. «Ты больше думаешь о своей проклятой карьере, чем обо мне!» Ее нрав был под стать ее волосам.
На этой мрачной ноте он и уехал. Его письма уходили в пустоту — она не отвечала. Ее «не было дома», когда он звонил. И он понял, что она тоже может рассердиться — и обидеться. Но что же произошло в действительности?
Она снова сказала:
— Я не знаю, как к нему относиться.
— Чем я могу помочь тебе? — Это было все, что он мог сказать, но слова казались неуместными.
Она отстранилась.
— Мы наняли адвоката Энтони Бонделли. Он хочет поговорить с тобой. Я… я сказала ему о твоем отчете об… отце, о том разе, когда он поднял ложную пожарную тревогу.
Ее лицо сморщилось.
— Ох, Энди, почему ты уехал? Ты был нужен мне. Ты был нужен нам.
— Рут… Твой отец не принял бы от меня никакой помощи.
— Я знаю. Он ненавидел тебя… из-за того… из-за того, что ты сказал. Но он все-таки нуждался в тебе.