Создатели богов

Хуан понял, что скоро рассвет. Он уже видел первые проблески света вдоль линии горизонта. Эта ночь прошла так быстро. Хуан даже предположил, не сделал ли ему страж какую-нибудь инъекцию для искажения чувства времени без его ведома. Но потом решил, что нет. Он всегда был настороже, чтобы быть готовым к неожиданностям в любой момент. У него просто не было времени на усталость или скуку, когда он должен был замечать любую опознавательную веху, чуть различимую в ночи, чувствовать и осознавать все, касающееся этих существ вокруг него. Четкий горьковатый запах щавелевой кислоты давал основание предполагать химическую реакцию кислота-кислород.

Как им удавалось скоординировать все эти отдельные звенья насекомых?

Казалось, что действия их осознаны. Что, это только имитация? Где же тогда у них мозг?

Наступил рассвет, и стало видно плато Матто Гроссо: котлообразный провал жидкой зелени, кипящего через край мира. Хуан взглянул в боковые окна вовремя и увидел, что длинная тень грузовика прыгает по расчищенному пространству. Там, на фоне зелени, блестели застывшие, как из гальванизированного металла, крыши – опытные станции, покинутые во время повторного расселения, или, может быть, фазенды баракао на границе кофейных плантаций. Место было подходящим для склада, расположено оно возле небольшой речушки, а на земле вокруг видны признаки прибрежных сельскохозяйственных культур.

Хуан знал этот район, он мог мысленно наложить на него сетку карты пограничников – он занимал пять градусов широты и шесть градусов долготы. Когда-то это было место изолированных фазенд, управляемых цветными или черными, и место это примыкало к системе плантаций энкомендеро. Родители Бенито Альвареса были родом из этих мест. Это были заросшие джунгли, узкие речушки с заросшими лесом и папоротником берегами, саваны и сложная запутанная жизнь.

То здесь, то там вдоль возвышений на реке лежали остатки гидроэлектростанций с тех пор давным-давно заброшенные как станция на водопадах Пауло Афонса. Все они были заменены солнечными и атомными электростанциями.

Так вот где это: сертао Гояз. Даже в этом веке он выглядел примитивным, что ставили в вину насекомым и болезням. Он лежал там – последний оплот бурной жизни насекомых в западном полушарии, ожидая современной тропической технологии, чтобы поднять его в двадцать первый век.

Необходимые запасы для наступления пограничников могли бы поступать через Сан-Пауло самолетами или по многоярусному шоссе, ну еще, может быть, на древних дизельных поездах до Итаниры, на речных авиакатерах до Бахуса или воздушными грузовиками до Реджисто и Мопольдины на Арагве.

А когда это будет сделано, возвратятся люди, приезжая из зон плана заселения и беднейших городов метрополии.

Поток завихрения встряхнул воздушный грузовик, прервав размышления Хуана, заставив его чувства прийти в состояние острого осознания ситуации.

Взгляд на стража показал, что тот все еще сидит согнувшись, настороженный… терпеливый, как индеец, которого он имитировал. Присутствие существа позади него стало собирательным, и Хуан вынужден был бороться с нарастающим чувством отвращения.

Блестящие механические предметы грузовика вокруг были как бы в состоянии войны с насекомым существом. У него не было дела здесь в кабине машины, ровно рассекающей воздух над тем районом, где верховной властью были ему подобные.

Хуан выглянул и посмотрел вниз на зеленую реку леса. Он знал, что эта зона внизу кишит насекомыми: ленточными червями в корнях трав саванн, личинками жуков, копошащимися во влажной черной земле; прыгающими жуками, стремительными осами; халикозными мухами, священными для все еще процветающего культа Коанго в глубинных лесных районах; джигерами, сфецидами, свирепыми шершнями, белыми термитами, хоботными личинками, кровососами, трипсами, муравьями, вшами, москитами, клещами, молями, экзотическими бабочками и бесконечными неестественными мутациями их всех.

Это уж точно.

Это будет длительная война – если она уже не проиграна.

«Мне не следует идти таким путем, – сказал себе Хуан. – Хотя бы уважая память отца. Мне не следует так думать… пока еще не следует».

Карты МЭО изображали этот район красным цветом различной интенсивности. Вокруг красного цвета шло серое кольцо с розоватым оттенком там, где еще продолжали существовать одна или две формы жизни, противостоящей ядам человека, огню, вяжущим веществам, звуковым токсинам – комбинации химических отравляющих веществ и сверхзвуковые средства, которые изгоняют насекомых из их потайных мест в ожидающую их смерть – и всем видам механических ловушек и соблазнительных наживок, имеющихся в арсенале пограничников.

Сетчатая карта накладывалась на этот район, и каждый квадрат в тысячу гектаров отводился под ответственность независимых отрядов, которые проводили чистку.

«Мы, пограничники, являемся своего рода конечным хищником, – думал Хуан. – Неудивительно, что эти создания имитируют нас». Но как в действительности хороша эта мимикрия? – спрашивал он себя. – И как смертельна для хищников? Как далеко это зашло?"