Создатели

– Когда начнется сражение, не знаешь? – толкнула она соседа в бок. Слишком сильно толкнула, только сейчас поняв, что ее кольчужная рубашка оказалась укреплена блестящими стальными налокотниками. – Извини.

Незнакомый вояка повернулся и посмотрел на нее, словно только сейчас осознав, что в этом мире есть вообще кто-то, кроме него. Потом огляделся вокруг. Поднял взгляд в небо. Принюхался. В конце концов, прикрыл глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя. И лишь после подал голос:

– Не сегодня, – на удивление уверенно сказал он. – Его еще нет.

– Кого его? – переспросила Лютик. – Мы кого-то ждем? Незнакомец пожал плечами:

– Его. Врага. Его нет здесь, значит, сражаться пока не с кем. Меня Дима зовут. А ты самый красивый воин, которого я видел в жизни.

Сосед явно был не в себе. Она видел очень мало мужчин, способных вот так легко идти на контакт с девушкой, тем более с красивой. Похоже, для Димы это была всего лишь игра, и он совсем не боялся за последствия. Впрочем, для нее тоже. Но играть надо так, чтобы побеждать. Иначе зачем начинать?

– Доспехи сам себе выбрал? – насмешливо спросила она. – Тяжеловаты они для Дон Жуана. Да и вообще, взял бы ты лучше арбалет и ножи. Может, и не так эффективно, но если повезет, то хоть кого-то поранишь, прежде чем тебя накроют. С мечом у тебя этих шансов нет.

– Я не выбирал, – туманно откликнулся новый знакомый. – Поможешь мне их поменять?

***

Их собралось несколько сотен, а перед ними, перед всем строем, стоял лишь один. Почему-то Лена знала, что его зовут Гунн. Наверное, таковы были правила.

Он был молчун, этот их новый командир. Не просто неразговорчивый, а похоже, вообще близкий к немому. Он лишь дождался, пока все они выстроятся в более или менее ровную линию, а после этого взмахнул секирами, что держал не выпуская в руках, словно они вросли в его ладони. Взмахнул ими над головой, и что-то коротко рыкнул. Слов было не разобрать, но почему-то все поняли – тренировка.

С краев строя появились еще двое – по всей видимости, инструктора. Не такие мощные, как гунн, зато такие же молчаливые.

Они тренировались долго, и Лютик не переставала удивляться про себя, насколько хорошо проработана эта игра. Удары меча противника болезненно отдавались в плече, если ей удавалось прикрыться щитом. К концу тренировки рука, что держала меч, оказалась полностью отбита, а плечо левой покрыл сплошной синяк. Несколько шишек на лбу довершали картину.

Ее успокаивало только то, что все ее противники так легко не отделались. Она знала, как бить, куда бить, и когда бить. Она не боялась использовать хитрые приемчики, бросаться в атаку, заставая соперника врасплох, и уходить в глухую оборону, делая бесполезным применение грубой силы. Почти бесполезным, это если не считать синяки.

Трое их командиров ходили между тренирующимися и помогали, что-то подсказывали, кого-то поправляли. Но не произносили ни слова. Ей казалось, что если бы их командиров не было, то тренировка точно также шла бы своим чередом. Но они оказались важны для того, чтобы поддерживать у этой небольшой армии боевой дух. Само их присутствие внушало что-то непонятное, уверенность, чувство сплоченности, ощущение важности предстоящих событий.

Ее новый приятель, в основном, тренировался с небольшим арбалетом. Что же, к концу занятия он хотя бы научился его перезаряжать за разумное время. Может быть, когда дойдет до драки, он не будет так уж и бесполезен. Она бы не хотела, чтобы он начал с фрагов и восстановления в точке входа. Надо признать, он ей чем-то нравился.

Лекс

Ему было интересно, как выглядит ночь в центре галактики. Там, где звезд слишком много, чтобы ночь существовала как таковая.

В этом мире солнце было – как излишне демократичные родители, отдавшие свое чадо, де факто, на воспитание улице. Оно было слабым. Едва умудряющимся заглушить свет неба в течение дня. Но даже днем главная звезда этой системы могла только смазать очертания своих соперниц, убрать их из вида, но не избавиться от них полностью. Поэтому небо почти все время, кроме разве что полдня, словно светилось в дополнение к свечению местного солнца. Помогало, так сказать. А ночью – звездное небо захватывало инициативу окончательно.

Ночь на этой планете не означала темноты. Не означала необходимости зажечь огонь, чтобы увидеть что-то вокруг. Разве что тени на поверхности практически исчезали, потому что свет шел от всего неба. А небо сияло.

Можно было выбирать любой кусочек этого неба и часами рассматривать его в отдельности. Можно было смотреть, просто смотреть наверх, пытаясь обхватить взглядом всю картину разом. Звезды всех цветов, мыслимых и немыслимых, и невозможно было найти ни одной частички неба, свободных от них.