Я не буду пытаться даже в общих чертах описать богатую и чуждую нам социальную жить этих существ. Скажу только, что здесь, подобно другим мирам, мы нашли все культурные тенденции, соответствующие известным и на Земле, только в этом мире подвижных растений они проявлялись удивительным образом. Здесь, как и везде, мы обнаружили расу индивидуумов, отчаянно борющихся за свою жизнь и за сохранение порядка в обществе. И здесь мы нашли проявления самоуважения, ненависти, любви, страсти толпы, интеллектуального любопытства и тому подобное. И здесь, как и во всех исследованных нами прежде мирах, мы увидели расу, корчащуюся в конвульсиях великого духовного кризиса, сходного с кризисом наших миров, благодаря чему мы и смогли установить с этим миром телепатическую связь. Но здесь кризис принял иные формы, отличные от всего, что мы до сих пор видели. Фактически, мы начали расширять границы нашего бестелесного исследования.
Оставив все остальное за рамками повествования, я все же должен попытаться описать этот кризис, ибо он очень важен для понимания вещей далеко за пределами этого маленького мира.
Мы смогли получить представление о драме этой расы только когда по достоинству оценили умственный аспект ее двойной животно-растительной природы. Говоря кратко, мышление людей-растений в различном их возрасте отражало разного рода напряженности между двумя сторонами их природы: активной, целеустремленной, объективно любопытной и нравственно положительной натурой животного и пассивной, субъективно созерцательной, примиряющейся со всем натурой растения. Конечно же, именно благодаря животной активности и практическому человеческому разуму эти виды много столетий тому назад стали доминировать на этой планеты. Но всегда к практическим навыкам и воле примешивались, обогащая их, ощущения, земным людям почти неведомые. Ежедневно многие века лихорадочная животная природа этих существ уступала место не бессознательному, полному сновидений сну, который знаком и нашим животным, а тому особому виду сознания, которым (как мы узнали) обладают растения. Расправляя свою листву, эти существа начинали в чистом виде получать «эликсир жизни», который животным достается уже, так сказать, «побывшим в употреблении», то есть в виде истерзанных тел их добычи. Тем самым они имели непосредственный физический контакт с источником всего космического бытия. Это состояние, вроде бы физическое, в каком-то смысле было духовным и оказывало огромное влияние на все их поведение. Если здесь уместны теологические термины, то такое состояние можно назвать духовным контактом с Богом. Суматошной ночью каждый индивидуум занимался делами, не ощущая своего изначального единства со всеми остальными индивидуумами; но благодаря памяти о своей дневной жизни все они были надежно защищены от самых крайних проявлений индивидуализма.
Мы далеко не сразу поняли, что их своеобразное дневное состояние представляет собой не просто единение в «групповом разуме» – как их ни называй – племени или расы. Это было состояние, непохожее на состояние «облака» птиц или телепатически связанного разума всего мира, и как мы обнаружили на более поздней стадии нашего исследования, оно сыграло значительную роль в истории Галактики. В дневное время человек-растение не воспринимал мысли и чувства своих собратьев, и, стало быть, не развивался в понимании окружающей его среды и своей расы. Напротив, в дневное время он совершенно не реагировал ни на какие объективные условия, за исключением потока солнечного света, льющегося на его развернутые листья. И этот процесс доставлял ему длительное наслаждение почти сексуального характера, экстаз, при котором субъект и объект становятся тождественны друг другу, экстаз субъективного единения с непостижимым источником всего конечного бытия. В этом состоянии человек-растение мог медитировать над событиями своей активной ночной жизни и более ясно осознавать всю запутанность своих мотивов. Но в дневное время он не давал никаких нравственных оценок ни самому себе, ни другим. Он прокручивал в своем мозгу все моменты человеческого поведения, рассматривая их как сторонний наблюдатель, как некий фактор вселенной. Но когда, с приходом ночи, наступала пора активной деятельности, спокойное, «дневное» понимание себя и других расцвечивалось суждениями нравственных категорий.