Создатель звезд

Путешествуя с Джоном по Европе, я часто задавался вопросом, почему позволяю этому странному существу считать меня своим рабом. У меня было много времени на размышления, так как Джон часто отсутствовал, охотясь на какого-нибудь писателя, ученого или священника, политика или общественного деятеля. Или знакомился с пролетариатом, путешествуя в поезде третьим или четвертым классом и болтая с чернорабочими. И в такие моменты он предпочитал обходиться без моей компании. Иногда, впрочем, мне доставалась роль опекуна или путешествующего с ребенком учителя. Порой же, когда Джону было совсем не с руки раскрывать свою особую природу, он тщательно натаскивал меня перед встречей, подсказывая, какие вопросы надо задать и какие замечания сделать.

Однажды, например, он заставил меня отвести его на прием к известному психиатру. Джон при этом изображал отсталого невротичного ребенка, в то время как я обсуждал его случай с ученым мужем. За этим последовал курс лечения, во время которого мы с психиатром периодически встречались, чтобы обсудить прогресс. Бедняга при этом и не подозревал, что его маленький пациент, казавшийся полностью погруженным в свои безумные фантазии, в это время проводил эксперименты на нем самом, а все мои умные и порой провокационные вопросы были придуманы им для этой цели.

Почему я позволял Джону меня использовать? Почему он мог всецело претендовать на мое время и внимание, вмешивался в мои дела и мою журналистскую карьеру? Едва ли его можно было назвать милым. Разумеется, он был уникальным материалом для журналиста и биографа – а уже тогда я решил, что однажды расскажу миру все, что сам знаю о Джоне. Даже еще не полностью сформировавшийся разум Джона определенно оказывал на меня влияние куда более сложное, чем могла бы произвести какая-то новая диковина. Возможно, уже тогда я чувствовал, что он двигается к некоему духовному перерождению, которое придаст новый смысл всему сущему. И надеялся, что мне перепадет хоть лучик от его сияния. Лишь гораздо позднее я осознал, что его ви́дение находилось далеко за пределами способностей человеческого воображения.

Но на описываемый момент единственным «просветлением», которое исходило от Джона, была ужасная убежденность в бессмысленности существования нашего вида. На это открытие он реагировал порой с раздражением, иногда – с ужасом перед той судьбой, что ожидала человеческий мир, и перед тем, насколько он сам в нее впутался. В иных случаях в нем просыпалась жалость, порой – злобная радость, а иногда – какое-то тихое чувство, в котором странно переплетались сострадание, ужас и мрачное предвкушение.

Глава X. Судьбы мира

Теперь я попытаюсь составить некоторое представление о реакции Джона на окружавший его человеческий мир. Для этого в более или менее случайном порядке приведу некоторые его комментарии об отдельных людях и их типах, о властях и движениях, управлявших ими, – обо всем, что он изучал в то время.

Начнем с психиатра. Мнение Джона об этом выдающемся манипуляторе сознаний, как мне кажется, показывало одновременно то раздражение, которое вызывал в нем Homo Sapiens, и сочувственное понимание трудностей, перед лицом которых оказывается создание, не являющееся уже полностью животным, но еще не ставшее человеком.