Паг рассказал печальную историю. После случая с Пэрри Сириус изменился. Он работал как обычно, однако после работы избегал контактов с людьми, уходил в пустоши и часто проводил там всю ночь. Он стал мрачен и недоверчив со всеми людьми, кроме Патов. И однажды заявил Пагу, что решил уйти с фермы, чтобы люди оставили в покое скот и посевы.
— Он говорил очень мягко, — рассказывал фермер, — но взгляд был как у дикого зверя. И шерсть всклокочена, а не лоснилась, как бывало, когда вы за ним ухаживали, милая моя мисс Плакси. И на брюхе у него была ранка, загноившаяся от грязи, которая вечно туда попадает. Я за него испугался. Она так ласково преподнес нам свою дикость, что у меня из глаз потекло, как из носу.
Несколько дней после исчезновения Сириуса в округе все было тихо. Беглеца никто не видел. Паг был так занят фермой и поисками работника в замену Сириусу, что не мог решиться: сообщать ли Плакси о его уходе. А потом он встретил Сириуса у Тан-и-Войл и позвал его — но тщетно. Тогда он послал телеграмму. А потом один фермер в окрестностях Фестиниога нашел свою овцу — убитую и объеденную. Ближе к дому лежал мертвый пес — из тех, кого натравливали на Сириуса в драке. Тогда полиция снарядила вооруженную партию с собаками на поиски опасного животного. По словам Пага, партия недавно вернулась. Они обыскали местность, где убили овцу, в уверенности, что Сириус вернется к недоеденной туше, но не нашли его. Назавтра еще большая партия собиралась обыскать все пустоши между Фестиниогом, Бала и Долгелай.
Плакси молча выслушала Пага.
— Она смотрела на меня, — рассказывал он мне впоследствии, — как испуганный заяц на горностая.
Дослушав до конца, девушка твердо заявила, что будет ночевать в Тан-и-Войл.
— Утром, — сказала она, — я пойду его искать. Я
Паг уговаривал ее остаться в Каер Блай, но девушка покачала головой и шагнула к двери. Задержавшись, она жалобно проговорила:
— Но ведь если я приведу его домой, они его у меня отнимут! Ох, что же делать?
Паг не знал ответа.
Плакси в темноте добралась до Тан-и-Войл, развела в кухне огонь и переоделась в старую рабочую одежду. Она заварила себе чай и ела галету за галетой, подбрасывая дров в огонь, чтобы дым был виден до утра. Потом она снова вышла в темноту и по знакомой дороге направилась через пустоши к тому месту, где когда-то нашла Сириуса над убитым пони. Небо на востоке уже посветлело. Девушка то окликала его по имени, то напевала знакомый с детства призывный мотив. Она звала снова и снова, не слыша ответа, кроме унылого блеянья овец и далеких переливов горна из военного лагеря. Она бродила вокруг, пока из-за склона Арениг-Фар не показалось солнце. Тогда она тщательно обыскала ложбину, где лежал тот пони, и нашла след большой собачьей лапы. Склонившись, она присмотрелась к следам и на одном заметила знакомую примету — неровность на отпечатке пальца, который Сириус поранил еще щенком. Плакси удивилась, поняв, что плачет.
Вытерев глаза, она расстегнула пальто и выправила из-за пояса уголок клетчатой бело-синей рубахи, хорошо знакомой Сириусу. Складным ножом, которым, бывало, чистила овечьи копыта, она надрезала кант и оторвала кусок материи. И положила его рядом со следом. Монохромное зрение Сириуса не распознает цветов, но крупный узор он различит издалека, а подойдя ближе, узнает. Рубашка прилегала к телу, и запах ее сохранится надолго. Он поймет, что Плакси видела следы, и вернется.
Потом Плакси снова побрела по пустошам, то и дело). прикладывая к глазам маленький монокулярный полевой бинокль, подаренный мною для поисков овец (выбирая подарок, я, быть может, бессознательно подчеркивал преимущества человеческого зрения над собачьим). Наконец усталость и голод заставили ее вернуться в Тан-и-Войл. Здесь Плакси приготовила чай, доела остатки галет, оделась понаряднее и пошла в деревню. Люди глазели на нее. Некоторые тепло приветствовали — по старой дружбе. Другие отводили глаза. Самые недружелюбные под впечатлением ее изящного вида держались с приличествующим почтением, но компания мальчишек выкрикнула что-то на валлийском и расхохоталась.