— Вот это последнее, что мы хотели бы услышать, — негромко говорил Воловой Гаунту. — Последнее, что я хотел бы услышать. Роанцев чертовски сложно держать в узде. Нет, они отличные бойцы, когда удается расшевелить их. Но большую часть времени они ни черта не делают. Пара недель в трюмах корабля — и мне придется каждому из них персонально надрать задницу, чтобы загнать в десантные челноки. Апатичные, ленивые… так мало того, это самые суеверные засранцы, которых мне доводилось встречать. Когда до них дойдут слухи о колдовстве, моя работа станет вконец невыносимой.
— Понимаю, сочувствую, — сказал Гаунт.
Он не врал. Гирканцы, его бывший полк, были тверже стали. Но бывали времена, когда лишь один слух о псайкерском безумии буквально выбивал почву у них из-под ног.
— А как у тебя, Гаунт? — поинтересовался Воловой. — Я слыхал, ты теперь служишь с каким-то отсталым сбродом. Не скучаешь по гирканской дисциплине?
Гаунт покачал головой:
— Танитцы вполне дисциплинированны… на свой лад, конечно.
— Ты ведь командуешь ими непосредственно, не так ли? Весьма необычно. Для комиссара, во всяком случае.
— Это последний дар Слайдо, упокой Император его душу. Поначалу я противился такой судьбе, но теперь смотрю на нее по-другому.
— Слышал, ты многого с ними добился. Я читал доклады о Меназоидской кампании прошлого года. А еще говорят, что именно твои ребята подобрали ключик к дверям Буцефалона.
— Да, у нас были успехи.
Гаунт вдруг понял, что Воловой что-то разглядывает у него за плечом.
— Не оборачивайся, Гаунт, — продолжил говорить роанский комиссар, не меняя интонации. — У тебя уши не горят? Тут кое-кто шепчется о тебе.
— Кто, например?
— Генерал Аристократов. Штурм, кажется? Надменный кусок ячьего говна. Один из его офицеров только что поднялся на палубу и что-то поет ему на ухо. И они оба смотрят тебе в спину.
— Дай угадаю, — не поворачиваясь, проговорил Гаунт. — Пришедший офицер — такой здоровенный детина с заплывшими глазами?
— Разве они не все так выглядят?
— Нет, этот здоров даже по вольпонским стандартам. Майор.
— Ага, это он, судя по петлицам. Знаешь его?
— Не то чтобы близко… Но все равно ближе, чем хотелось бы. Звать его Жильбер. Восемнадцать месяцев назад на Вольтеманде он, я и Штурм… немного разошлись во мнениях.
— И сильно разошлись?
— Да, это стоило мне нескольких сотен бойцов.
Воловой присвистнул:
— Тогда это ты должен шептаться о нем!
Несмотря на полумрак, было видно, что Гаунт улыбается.
— А разве мы не шепчемся о нем, Воловой?
Комиссар собрался уходить. Пересекая Планетарий, он смог как следует разглядеть штабных офицеров вольпонцев. Жильбер уже стоял один. Его пылающий взгляд неотрывно следил за Гаунтом. Штурм в окружении своих адъютантов поднимался по длинной лестнице в личные покои лорд-милитанта в шпиле.
Корбек, шагая рядом с Гаунтом по палубе пассажирского отсека, вводил своего командира в курс последних событий:
— Да, действительно. Была небольшая драка из-за пайков, ерундовая, я быстро всех разнял. Костин и двое его друзей надышались парами растворителя для краски и надолго выпали из общей жизни. Правда, Костин потом упал по-настоящему, сломал голень.
— Я же предупреждал техников, чтобы закрывали на замок подобные материалы…
— Они так и делали, но Костин дружит с замками, ну, вы понимаете…
— Пусть доложатся по форме, потом отправь их на гауптвахту.
— Я думаю, Костин и так достаточно поплатился за свой неразумный… — начал Корбек.
— Я не потерплю этого! Солдатам выдали положенные порции грога и сакры. Мне не нужны надышавшиеся наркоманы!
— Вы, конечно, правы, сэр, — Корбек поскреб бороду, — но, видите ли, люди маются со скуки. Многие выхлебывают всю свою порцию сакры в первые же дни.
Гаунт развернулся к своему заместителю, в глазах блеснули искорки гнева.
— Пусть все уяснят вот что, Колм. Император жалует своим солдатам сигареты и алкоголь для отдыха. Если они начнут злоупотреблять этой милостью, в моей власти лишить их ее. Всех. Это ясно?
Корбек кивнул. Офицеры остановились у поручня балкона и посмотрели вниз, в пассажирский отсек. Воздух потяжелел от запахов табака и пота. Внизу тянулись ряды из сотен коек. И там же были сотни людей. Спали, разговаривали, играли в кости, молились или просто сидели, глядя в пустоту. Между рядов коек двигались священники, даря успокоение и благословляя тех, кто просил или просто нуждался в этом.
— О чем задумались, сэр? — спросил Корбек.
— Похоже, будут неприятности, — произнес Гаунт. — Я пока не знаю точно какие. Но мне это все очень не нравится.
В прихожей кто-то был.
Гаунт проснулся. На корабле наступила искусственная ночь, и автоматы управления погасили свет. Комиссар и не заметил, как заснул на своей койке, уронив на грудь кипу документов и инфопланшет.
Движение в прихожей за стеной его спальни заставило его проснуться.