Демон-козёл проснулся, встал и открыл небольшой сундучок, стоявший в правом углу комнаты, и достал из него зеленоватую сферу. На первый взгляд она была совершенно заурядной. В ней не было ни единой золотистой нотки. Логично, ведь во время «смерти» обладателю этой души было всего лишь тридцать лет. Да и жизнь у него была хотя и необычная, но совершенно непримечательная. Впрочем, его вины в этом не было...
...
...
Кто он?
Где он?
Вокруг было сплошное ничего. Он ничего не видел. Не слышал. Не чувствовал своего тела и не мог пошевелиться. Он просто парил посреди булькающей пустоты.
Буль.
Буль..
Буль...
Когда от человека отрезают его сенсорное восприятие, волей не волей он начинает погружаться в свои воспоминания.
Вскоре перед ним нарисовался образ:
Вот он, свесив голову, идёт по людной улице. Всюду раздаются голоса и крики. Царит необыкновенное оживление, праздник жизни, который он попросту не замечает. Все его мысли заняты тем, чтобы скорее вернуться домой. Вскоре он делает очередной поворот и оказывается перед высоким деревянным домом, с красной черепичной крышей и почерневшим от копоти дымоходом.
Он заходит внутрь и спрашивает своего арендатора: прошу прощения, мне должно было прийти письмо, оно пришло? Здравствуйте.
Полная женщина в белом фартуке смотрит на него исподлобья хмурыми, раздражёнными глазами. Только бы она сейчас не спрашивала про аренду, думает он, только бы не спрашивала про аренду... Женщина молча достаёт с полочки белый конверт. Его лаза горят. Он принимает конверт из покрытых мукою рук и бегом забирается по лестнице на верхний этаж, в свою комнату. Открывает дверь, а там... Бумаги, бумаги, бумаги... Всё помещение засыпано белыми бумагами и чертежами. Некоторые из них прибиты к стенам. Другие разбросаны по полу или, ещё не дорисованные, лежат на столе, рядом с пером и почти пустой баночкой чернил.
С высокого потолка на длинных нитях свисают макеты: на первый взгляд они кажутся скелетами птиц, но стоит только присмотреться, и становиться очевидно, что всё это — макеты. Дюжины самых разнообразных миниатюрных крылатых машин висят посреди комнаты. Примерно минуту он смотрит на них заворожёнными глазами. Затем приходит в себя, присаживается, открывает дрожащими руками конверт и читает.
С каждым новым словом его лицо стремительно бледнеет:
Пальцы Эриксона уже начинали сминать письмо, когда в последний момент он себя удержал, разгладил бумагу и бросил в кучу, лежавшую в углу его комнаты. Ему страшно хотелось смять и выбросить эту отписку, и в то же время следовало экономить бумагу.
Впрочем, думал учёный, уныло разглядывая стопку конвертов: стоит ли оно того? Стоит ли хранить у себя все эти отказы? Стоит ли вообще и дальше пытаться?
Тридцать полисов... Он обращался в тридцать разных полисов, и везде получил отказ, причём каждый раз с одной и той же формулировкой: не соответствует концепции! Только один раз сама Оракул приписала в своём ответе: слишком рано.
Рано! Но почему? Люди уже научились бороздить моря, так неужели им было слишком рано устремиться в небесную высь?..
Глава 51. Авиатор
Видимо, да — грустно повесив голову и развалившись на стуле подумал Эриксон. Видимо, действительно слишком рано... Оракулы пристально следили за внедрением новых идей и инноваций. Те изобретения, которые они не даровали человечеству или некому конкретному полису сами, обязательно подвергались рецензированию. Если они не могли его пройти, их откладывали в долгий ящик.
Эриксон, на свою беду, был изобретателем. Дни напролёт, с тех самых пор, как он закончил университет, мужчина рисовал чертежи и строил модели. Он жил на те немногие крохи, которые остались ему от родителей, но даже и эти средства уже почти иссякли.