Я лениво огляделся вокруг и только теперь заметил, какое волшебное место я выбрал для отдыха. То была овальная поляна в самом сердце леса, устланная ровным ковром зеленой травы. Окружавшие ее деревья были гигантскими: сплошная круговая стена из зелени, заслонявшая всё, кроме бирюзового овала над головой. И только сейчас я обратил внимание, что посреди этой зеленой поляны притаилось озерцо, кристально чистое, сверкающее, как зеркало в траве, рядом с гранитным блоком. Удивительная симметрия деревьев, поляны и прозрачного озера, казалось, просто не могла возникнуть по прихоти случая. Раньше я не видел эту поляну и ни разу не слышал о ней от Пьерпонта или от Барриса. Это было настоящее чудо – водоем, сверкающий и чистый, как бриллиант, изысканный и правильный, как римский фонтан, оправленный в изумрудную зелень. И эти величественные деревья – они тоже принадлежали не Америке, а какому-то древнему, овеянному легендами французскому лесу, где на бессолнечных полянах высятся мраморные статуи, поросшие мхом, всеми забытые, а в сумерках леса таятся феи и витают изящные призраки из страны теней.
Я лежал и смотрел на залитый солнцем густой подлесок, где багровели кардинальские лобелии, смотрел, как длинный пыльный сноп солнечных лучей падает в воду наискосок, подцвечивая бледным золотом плавучие листья. Сквозь узкие темные прогалины между деревьями проносились птицы, словно струи пламени, – великолепные кардиналы в багряных одеждах, давшие имя и самим лесам, и деревне в пятнадцати милях отсюда, и всей этой местности.
Я перевернулся на спину и посмотрел на небо. Какое бледное! Бледнее, чем яйцо малиновки. Казалось, я лежу на дне колодца, меж зеленых стен, вздымающихся к небу со всех сторон. И, лежа так, я вдруг почувствовал, что воздух становится слаще. Благоухание сгущалось, делалось все отчетливее, и я подумал: должно быть, ветер принес его откуда-то издалека, с лилейных полей. Но не было никакого ветра, воздух оставался недвижен. Золотистая муха села мне на руку – муха-цветочница. Казалось, эта благоуханная тишина встревожила и ее.
И тут Войю зарычал у меня за спиной.
Я замер совершенно неподвижно, едва дыша: глаза мои были прикованы к фигуре, которая двигалась вдоль края озерца, в луговых травах. Войю перестал рычать и теперь молча скалился, напружинившись до дрожи.
Наконец, я вскочил и быстро пошел к водоему, пес побежал следом. Фигура – женская фигура – медленно повернулась к нам.
Она стояла неподвижно, пока я не подошел. Вокруг была такая тишина, что, заговорив, я испугался собственного голоса.
– Нет, я не заблудилась, – сказала она тоном ровным и плавным, льющимся, как вода. – Какой у вас красивый пес! Он не подойдет?
Прежде чем я успел ответить, Войю подобрался к ней и уткнулся шелковистой мордой ей в колени.
– Не может быть, – сказал я, – чтобы вы пришли сюда совсем одна.
– Одна? Ну да, я пришла одна.
– Но до ближайшего жилья далеко. Кардинальские Ручьи, должно быть, милях в девятнадцати отсюда.
– Я не знаю, что это за Ручьи, – сказала она.
– Сен-Круа – это уже в Канаде и по меньшей мере в сорока милях. Как же вы попали в Кардинальские леса? – удивленно спросил я.
– В леса? – повторила она, и в голосе ее появилось легкое раздражение.
– Ну да.
Она ответила не сразу: некоторое время просто стояла, нахваливала Войю и ласково его поглаживала.
– Ваш пес мне нравится, он очень красивый. Но мне не нравится, когда меня допрашивают, – тихо промолвила она. – Меня зовут Изонда, и я пришла к источнику, чтобы посмотреть на вашего пса.
Я опешил, но через пару секунд взял себя в руки и сказал, что уже через час начнет темнеть. Но она не ответила и даже на меня не взглянула. Тогда я зашел с другой стороны:
– Этот водоем… вы назвали его источником… восхитительный источник! Я его раньше не видел. Даже не верится, что все это сотворила природа.
– Да ну? – сказала она.
– А вы так не думаете? – спросил я.
– Никогда об этом не задумывалась. А давайте вы мне оставите своего пса, когда уйдете?
– Моего… моего пса?
– Если вам не жалко, – сказала она просительно и впервые за все время посмотрела мне в глаза.
На миг наши взгляды встретились, а затем на лицо ее словно набежала тень. Я увидел, что она смотрит мне на лоб – пристально, неотрывно.
Пока я соображал, что происходит, она подошла ближе, не отводя глаз. Я вспомнил, что у меня там едва различимая метка, родимое пятно – крошечный полумесяц прямо над бровью.
– Это шрам? – спросила она, сделав еще шаг ко мне.
– Вы про этот полумесяц? Нет.
– Нет? Вы уверены?
– Абсолютно, – ответил я, пораженный ее настойчивостью.
– Родимое пятно?
– Да… но почему вы…
Она отступила, и я увидел, что с ее щек схлынула краска. На миг она прижала руки к глазам, словно пытаясь отгородиться или изгладить мое лицо из памяти. Затем медленно опустила руки и села на длинный каменный блок, полукругом окаймлявший источник. К своему удивлению, я заметил на этом камне резьбу. Войю снова подошел к девушке и положил голову ей на колени.
– Как вас зовут? – спросила она после долгой паузы.
– Рой Карденхе.