Я снова наклонился, собираясь отдернуть скатерть, но мои пальцы наткнулись на пустоту. Под столом не сидела ни больная девочка, ни злобная химера с хищной мордой. Там лежали яблоки с моих деревьев. Целая корзина мелких зеленых яблок с мятыми боками. По ним ползали пчелы. Жирные, лохматые пчелы. Все новые и новые насекомые выбирались из плодов, грозно гудя, а по их острым жалам стекал густой яд.
Я почувствовал острую боль в руке, перевел взгляд на запястье и увидел надувающийся волдырь под кожей, в середине торчала иголка. Я дернулся, отшатываясь от стола, и…
…открыл глаза. На потолке над головой полз бледный утренний луч, пробивающийся между неплотно задернутыми шторами. По подоконнику вкрадчиво перебирал пальцами дождь. От стены тянуло холодом. Хоры — богини времен года — наконец договорились между собой о том, какому сезону открывать ворота, и впустили глубокую осень.
Я резко сел на кровати, провел обеими руками по лицу, взлохматил волосы, уловив невольно отголосок боли в запястье.
Сон… всего лишь сон.
С какого момента он начался? Что правда?
Я схватил коммуникатор, лежащий рядом с подушкой, и не раздумывая нажал на одну из клавиш. Ответ пришел ровно через три секунды, как и в прошлый раз, я прикрыл глаза, борясь с тошнотворным ощущением повторения.
— Тайгер, я тебе звонил? — спросил я без предисловий.
— Когда?
— Сегодня… вчера, не знаю. Ты со мной разговаривал?
— Ты прислал мне материал по делу Адриана, — ответил он спустя короткую паузу.
— А после? О чем мы говорили?
— Это все. Мэтт, ты в порядке?
— Да. Просто хотел уточнить детали. Спасибо.
Я отключился. С силой надавил на доб, нажал на точку между бровями, тряхнул головой.
Значит, о лекаре дэймосов я ему не рассказывал. Все происходило во сне. Хорошо бы определить точно — не сплю ли я сейчас.
Я поднялся, прошел в гостиную, заглянул под стол. Не обнаружил там ни яблок, ни пчел. Выдвинул ящик шкафа. Хлам, хранящийся в нем — старые тетради, альбомы, конверты, журналы остались нетронутыми и мирно пахли слежавшейся бумагой и пылью. Никто в них не рылся.
Я задвинул ногой склад макулатуры обратно. И пошел прочь из дома на улицу. Пожалуй, впервые меня тяготило надежное убежище.
В саду я запрокинул голову, глядя сквозь ветви яблонь на небо. Пчела всегда была символом трудолюбия и успеха, взаимовыгодного сотрудничества. Но укус пчелы трактовался древними сновидящими как предательство человека, которому доверяешь. Впрочем, я не видел, кто меня ужалил. В руке осталось только острие. К тому же были еще яблоки. Тоже вполне благоприятный знак. В одном из трудов прорицателей его даже трактовали как женскую грудь.
Попытка расшифровать сон показалась мне вдруг самому бредовой до смешного.
— Вполне возможно, что ты пострадаешь от собственного излишнего трудолюбия и заинтересованности в женщинах, — сообщил я ближайшему дереву.
Но развить толкование недавнего сна не удалось из-за звонка коммуникатора. Я взглянул на экран, увидел незнакомый номер и ответил:
— Слушаю.
Наверное, я произнес это излишне весело и беззаботно, потому что в трубке помолчали, а затем сказали с деликатной осторожностью:
— Мэтт, извини, что отвлекаю. Но ты единственный эпиос в этом районе…
Женский голос показался мне знакомым. Я уже слышал его. Решительный, чуть низковатый, грудной.
— Кеута?
Она рассмеялась тихо.
— Все еще хочешь увидеть меня в реальности?
— Не исключено, — улыбнулся я в ответ, вспоминая охотницу Тайгера.
— Я в доме Никоса. Помнишь такого?
— Конечно.
Парень, которого мы вытащили из нелицензионного сна. Жертва морока.
— Случилось что-нибудь?
— Пока нет.
Это «пока» мне не очень понравилось.
— Нужно мое присутствие?
— Думаю, не помешает.
Она отсоединилась, а я, воодушевленный сменой обстановки и перспективой предстоящих действий, поспешил на вызов.
Никос жил на другой стороне реки.
Его дом в череде таких же двухэтажных белых построек стоял на возвышенности, и отсюда отлично просматривался серебряный изгиб в раме ярко-зеленых тростников. Время от времени по ровной глади проносились гибкие темные силуэты на скутерах. Девчонки из местного водного клуба часто устраивали тренировки или просто катались наперегонки. Издали они напоминали водомерок, таких же черных и стремительных.
Я отвел от них взгляд и позвонил. За деревянной дверью послышались быстрые шаги.
Мне открыли. На пороге стоял мужчина средних лет. Крепкий, спортивный, в чертах его лица проскальзывало отдаленное сходство с Никосом, таким, как я его помнил во сне.
— Еще один сновидящий? — улыбнулся он, пожимая мне руку.
В его глазах, отливающих малахитовой зеленью, виднелась тревога, тщательно заполированная радушием.
— Меня зовут Мэтт, — ответил я.
— Вы из того дома, целер? — Отец моего клиента указал взглядом мне за спину.
Я оглянулся невольно.