Аббатиса спросила его, не стоит ли некоторое время игнорировать доктора. Не в качестве наказания, а чтобы дать ему возможность одуматься. Ответ на ее вопрос содержался в самом вопросе.
Это было четыре месяца назад. С тех пор пастор больше не видел Виктора. Но мальчик совершенно не изменился. Пастор сразу это заметил. Поведение. Внешность. Взгляд. Как будто поменялись только декорации вокруг, а Виктор остался сидеть на прежнем месте.
Перед мальчиком лежала раскрытая книга, пастору показалось, что это была Библия. Его предположение подтвердил доктор Хоппе, севший напротив, по другую сторону стола.
— Виктор читает Библию, — сообщил он.
Мальчик не пошевелился, а его отец, похоже, сильно нервничал. Он все время тер одной рукой другую, а когда пастор смотрел на него, быстро отводил взгляд.
— Это хорошо, — сказал пастор.
Он взглянул на Виктора, который и в самом деле смотрел в книгу, но при этом сидел так, будто отец запретил ему шевелиться. Сколько же ему сейчас лет, подумал пастор. Почти шесть?
— Но он может гораздо больше, — сказал доктор, сделав ударение на последнем слове. — Не так ли, Виктор?
Мальчик не отреагировал, и пастор даже не знал, кому сейчас больше сочувствовать.
— Виктор, закрой-ка Библию, — велел доктор.
Тот послушался, хотя пастору хотелось, чтобы он немного почитал вслух.
— Господин пастор, назовите какой-нибудь стих из Ветхого Завета.
— Что вы имеете в виду?
— Просто две цифры. Глава двенадцать, стих седьмой, к примеру.
Пастор пожал плечами.
— Может, глава седьмая, стих шестой?..
Ему самому сначала надо было вспомнить, что сказано в той главе, но доктор не дал ему такой возможности и кивнул, показав, что надо обращаться к Виктору. Он посмотрел на мальчика и повторил:
— Глава седьмая, стих шестой.
Пока он произносил эти слова, ему вспомнился сам стих.
В комнате повисла тишина. Было слышно только, как тикают часы на камине. Доктор отвел взгляд. Рядом с часами под стеклянным колпаком стояла статуэтка Девы Марии, а над ней висели засушенные пальмовые ветки с прошлогодней Пасхи.
— Виктор, глава седьмая, стих шестой, — раздался голос доктора.
Краем глаза пастор взглянул на мальчика. Он ни разу не слышал, чтобы тот говорил, и сейчас, судя по поведению, от него тоже не следовало этого ждать. Доктор снова повторил настойчивым тоном:
— Виктор, пастор Кайзергрубер о чем-то спросил тебя.
«Надо заканчивать это мучительное представление», — подумал пастор.
— Может, попросить мальчика просто почитать из Библии? — предложил он. — Это ведь тоже…
— Нет-нет, он может! Он делал это уже сотни раз. Он просто упрямится! Глава седьмая, стих шестой, Виктор!
Он тоскует по жене, понял пастор. Ему надо за что-то ухватиться.
— Герр доктор… — начал он.
— Вы ведь не верите мне, да? — резко перебил его доктор. — Вы думаете, я все это придумал. Вы думаете, что Виктор дебил, ведь так?
— Герр доктор, нет ничего страшного в том, что ваш сын дебил. Вам нечего…
— Покажи же ему, Виктор! Докажи, что он не прав!
— Ему не нужно…
— Молчите!
Пастор явно испугался, и, увидев это, доктор понял, что перегнул палку.
— Виктор должен заговорить, — сказал он уже спокойнее.
Он мог спрятать свою злость, но не отчаяние.
Однако Виктор ничего не говорил, и пастор видел по налившемуся краской липу доктора, каких сил ему стоит сдерживаться. Пастор еще подумал, не стоит ли сказать, что для Виктора, возможно, все-таки найдется место в Ля Ша-пели, хотя он и не был в этом уверен. Но он решил, что разумнее будет промолчать. Он отодвинул стул и поднялся.
— Мне действительно пора идти, герр доктор. Мне очень жаль.
Доктор даже не встал, чтобы попрощаться. Он только сдержанно кивнул. Пастор Кайзергрубер не знал, нужно ли еще что-нибудь сказать. Напоследок он еще раз взглянул на Виктора и подумал: «Я пытался его спасти, но больше ничего не могу поделать».
— Аминь.
Это говорили все пациенты, когда получали что-то от пастора Кайзергрубера. Марк Франсуа иногда говорил: «Аминь, и пошел вон!», но это было неправильно. В этом случае сестра Милгита его потом наказывала. Они говорили так, когда получали от пастора тело Христово. А тот, кому пастор ничего не давал, должен был молчать. Так велела сестра Милгита.
«Разве мой отец этого не знает? — думал Виктор. — Разве сестра Милгита ему не объяснила?»
Карл Хоппе думал, что до этого дня все шло хорошо. С тех пор как он дал сыну Библию, мальчик переменился. Как будто, раскрыв Библию, раскрылся он сам.
Иногда он думал, что это произошло из-за пощечины. Что удар разбудил то, что все это время скрывалось в мальчике. Но такие мысли он предпочитал гнать от себя. Да, причиной была Библия. Этим подарком он завоевал доверие сына. Он дал мальчику точку опоры, хотя сам все время думал, что воспоминания о монастыре надо скорее стереть.