Создание империи

Начинало пробуждаться старое недоверие, смешанное с ненавистью, страхом и презрением, которое внушал племянник Мария. Катулл, наиболее достойный между старыми консерваторами, имел, наконец, смелость начать сопротивление и, так как был цензором, с такой твердостью воспротивился проекту Красса внести в число граждан жителей транспаданской Галлии, что Красс вынужден был отказаться от своей идеи.[508] Вдруг однажды утром удивительная новость распространилась по городу: трофеи Мария, опрокинутые Суллой, были ночью опять поставлены в Капитолий. Этот сюрприз приготовил Цезарь.[509] Успех его был громаден. В течение многих дней толпа сбегалась в Капитолий, чтобы видеть эти великие воспоминания войн с Югуртой и кимврами, почтенный образ героя, которого знать преследовала неумолимой ненавистью! Старые солдаты даже плакали. Сенат, чувствуя себя слабым перед этим народным энтузиазмом, не осмелился снова приказать снять трофеи. Но Катулл открыто при всех сенаторах напал на Цезаря, вскричав, что последний хочет разрушить государство уже не тайными происками и заговором, но открыто.

Цезарь и консерваторы

Этим выпадом Катулла началась новая борьба между Цезарем и консерваторами, которой суждено было продолжаться так долго и иметь такие важные последствия. Дело примирения между двумя партиями, в успех которого верил Цезарь, скоро рушилось. Консерваторы, возбужденные этими первыми столкновениями, удвоили старание. Они напали также на Габиния, стараясь воспрепятствовать его отъезду на Восток в качестве легата Помпея. В этом они не имели успеха.[510] Но когда Цезарь, считая, что уже достаточно подготовил народ, поставил, наконец, с помощью трубунов вопрос о завоевании Египта, они воспротивились этому с необычайной для них энергией.[511] Так как Цезарь все время ссылался на завещание царя Александра, они возбудили сомнение в подлинности завещания. Они утверждали, что даже в случае его подлинности Рим не должен желать овладеть всеми странами и начать войну со всем миром.[512]

Эта оппозиция маленькой консервативной котерии проектам Красса и Цезаря является фактом, важным не столько по своим непосредственным следствиям, сколько по своим отдаленным результатам. До сих пор эта партия еще не заняла вполне определенного-положения по отношению к новому завоевательному империализму, созданному одним из ее членов. Она предоставила Лукуллу свободу действия; она противилась честолюбивым домогательствам Помпея, утверждая, что они противны духу республиканской конституции, но она еще не высказала окончательного суждения о самой политике.

Неудача египетского проекта

Начиная с этого момента консервативная партия объявила себя против политики расширения и связала свою судьбу с мирной политикой, необходимость которой Италия почувствовала бы рано или поздно. И прежде всего консерваторы могли только поздравить себя с выбором, сделанным между двумя политиками, потому что им удалось нанести удар Крассу и Цезарю. Проект завоевания Египта, как бы он ни был остроумен сам по себе, не мог взволновать общества. Было много причин этой неудачи. Значительная часть котерии Помпея, не доверяя Крассу, не хотела его поддерживать. Красс не имел никакого шанса, что на помощь ему явятся какие-нибудь поразительные события, подобные последней угрозе Митридата в Азии, оказавшей такую помощь Помпею. Наконец, самый момент не был благоприятен. Богатые классы, особенно финансисты, до тех пор благоприятствовавшие и ободрявшие демократическую партию, начали страшиться демагогической наглости народного движения и предложений законов, выходивших от нее. Они мало-помалу перешли на сторону консерваторов, вожди которых льстили им ловкими маневрами, восстановив, например, уничтоженную Суллой привилегию всадников сидеть в театре на сенаторских скамьях. Что касается до среднего класса, то предшествовавшие победы демократии ничего не принесли ему, кроме недовольства тяжелыми долгами, в которые он попал: этот класс был лишен иллюзий, сделался нервным и испуганным. Цезарь и Красс заметили, что агитация не удалась, и скоро бросили свой проект.[513]

Италия и империя