После своего прощения Суллой Гай Юлий Цезарь, этот молодой человек, об опасном приключении которого мы уже говорили, подобно всем молодым людям богатых фамилий, сделавшим крупную глупость, решил отправиться путешествовать и участвовал в свите пропретора Марка Минуция Терма при осаде Митилены, последнего возмутившегося и еще не сдавшегося города Азии. Из Митилены он отправился в Вифинию, посланный Термом с дипломатическим поручением к старому вифинскому царю, чтобы попросить у него кораблей для осады. Правда ли, как позднее утверждали его враги, что во дворце Никомеда, вдали от Рима и своих сограждан, юноша получил доступ в самые тайные и самые позорные покои этого преисполненного пороков двора?[256] Вещь сама по себе возможная; но обвинения врагов никогда не могут считаться серьезными доказательствами, особенно подобные обвинения. Достоверно, впрочем, что он неоднократно путешествовал ко двору Никомеда[257] вплоть до 74 г., когда проконсул Киликии Публий Сервилий предпринял войну против пиратов Ликии и Памфилии. Цезарь отправился сопровождать его в этой войне. Но немного времени спустя, по получении известий о смерти Суллы, он возвратился в Рим.
По возвращении он нашел воздух Рима отравленным той недоверчивостью ненависти и страха, которую распространяют вокруг себя олигархии, имеющие мало связей и чувствующие себя неуверенными в своей власти. Несмотря на страшные усилия Суллы установленная им аристократическая конституция была непрочной, потому что нарушала слишком много интересов и совершенно не соответствовала потребностям времени. Для правильного функционирования этой конституции нужна была та могущественная аристократия, которая была в Риме в эпоху пунических войн. Без сомнения, остатки этой римской знати, наиболее почтенные люди и фамилии, например Кв. Лутаций Катулл, всеми силами поддерживали новый государственный строй, так соответствующий реакционным идеям, разделяемым почти всей знатью. Предполагали, что демократические перемены в государстве, произведенные в последние пятьдесят лет, навсегда уничтожены и что старая аристократическая конституция, единственный источник величия Рима, навсегда утверждена. Но несколько знатных фамилий еще не есть знать, и эти почтенные аристократы образовывали лишь незначительное меньшинство в господствующей партии. Рядом с ними стояли друзья и палачи Суллы, обогащенные конфискованными именами его жертв, перебежчики марианской партии, умеренные консерваторы, сделавшиеся после революции ярыми реакционерами. Это был не социальный класс, а шайка авантюристов, где преобладали подозрительные личности, и она не могла требовать к себе уважения, составляющего сущность всякого аристократического образа правления.