Совы в Афинах

Одного раза было недостаточно, подумал Менедем. вслух он сказал: “Я знаю, где она живет, но я и близко не собираюсь туда приближаться”. Это была правда, но обманчивая правда. Это заставило его отца закатить глаза. Менедем продолжал: “Клянусь Зевсом эгиды, отец, я не знаю”. Клятва заставила Филодема отнестись к нему немного серьезнее. Он добавил: “Моя жизнь стала бы сложнее, чем она того стоит, если бы я это сделал”.

“Ну, по крайней мере, ты это понимаешь”, - сказал Филодем. “Я думал, ты будешь слеп к этому, как обычно бывают кокарды. Тогда продолжай”.

Менедем ушел, изо всех сил стараясь прогуливаться, а не убегать. Оказавшись на улице, он громко и протяжно вздохнул. Нет, он еще не начал осознавать, насколько это будет тяжело.

Были годы, когда вид "Афродиты", вытащенной из воды в Большой гавани Родоса, приводил Соклея в уныние. Сейчас это казалось менее правдивым, чем в былые времена. Он думал о торговой галере как о чем-то почти волшебном: подобно крылатым сандалиям Гермеса, она могла унести его в страны незнакомые и таинственные, и что могло быть чудеснее этого? После возвращения в Афины, в полис, по которому он тосковал, как человек, оплакивающий потерянную любовь, он думал, что у него есть ответ на этот вопрос, которого у него не было раньше. Что может быть чудеснее, чем отправиться в странные и таинственные земли? Возвращение в дом, который ты любил.

Плотник Хремес помахал Соклею. “Приветствую тебя, сын Лисистрата. Как ты сегодня?”

“Что ж, спасибо”, - ответил Соклей. “А ты сам?” “Довольно хорошо”, - сказал Хремес. “Мой сын подарил мне внука этим летом, пока ты был на море”.

“Поздравляю!” Сказал Соклей. “Ты молод, чтобы быть дедушкой”. Это был не пустой комплимент; он сомневался, что Хремесу было намного больше пятидесяти, а большинство мужчин среди эллинов не женились до тридцати или около того.

И действительно, плотник усмехнулся со смесью смущения и гордости. “Я скажу тебе, что это такое: мы горячая компания, моя семья. Мне так понравилась мысль о том, чтобы трахнуться, не заплатив за это, что я уговорила своего отца разрешить мне выйти замуж пораньше. И Аристион, он такой же. Мне пришлось выдать его замуж. Я боялся, что из-за него какая-нибудь респектабельная девушка попадет в беду.”

“Ты этого не хочешь”, - согласился Соклей. “Вражда между семьями никому не приносит пользы”.

Они поболтали еще немного, затем разошлись в разные стороны. Соклей побрел на юг вдоль края Большой гавани, разглядывая корабли, пришвартованные у причалов или вытащенные на сушу. Большинство из них были ему так же знакомы, как знакомые, которых он мог встретить на агоре. Время от времени он отмечал одну, которая проделала какую-то серьезную работу с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он начал с того же удивления, которое мог бы выказать, увидев лысого мужчину, который вышел в парике.

Он также увидел несколько новых для него кораблей. Одна из них, в частности, заставила его задуматься: торговая галера, больше, чем "Афродита    , и достаточно тонкая, чтобы сойти за пиратский корабль. Указывая на нее, он спросил у отдыхающего в гавани: “Что это за корабль, о лучший?”

Мужчина не ответил. Возможно, он страдал глухотой или, возможно, идиотизмом. Возможно, был, но не был. Соклей точно знал, в чем заключалась его проблема. Оболос совершил чудесное исцеление. Как только бездельник отправил в рот маленькую серебряную монетку, он сказал: “Это Талия, друг”.

“Изобилие, а? Хорошее название для торгового судна”, - сказал Соклей. “Кому оно принадлежит?”

Он задавался вопросом, хватит ли у другого родосца высокомерия попытаться выжать из него второй оболос. Парень начал было, потом явно передумал. Он сказал: “Она принадлежит Родоклу, сыну Симоса”.

“Знает ли она?” Спросил Соклей, и бездельник опустил голову. “Значит, он получил немного серебра”. Родокл был конкурентом. До сих пор он никогда не был серьезным конкурентом. Все его корабли были старше и меньше, чем "Афродита " и другие суда, принадлежавшие Филодему и Лисистрату. Талия , однако, могла отправиться в любое место Внутреннего моря и могла добраться туда, куда направлялась, так же быстро, как и все, что находится на плаву.

Соклей задумчиво спросил: “У него есть другие, похожие на нее?”

На этот раз другой мужчина подставился. Вместо того, чтобы заплатить ему снова, Соклей повернулся к нему спиной. За это он заслужил несколько самых горячих, земных проклятий, которые когда-либо получал. Он проигнорировал их и ушел. Лежак выругался громче, что не принесло ему денег.

Соклей остановился у большого ветхого склада, всего в нескольких шагах от моря. Там никто не шелохнулся, пока он не просунул голову в дверной проем и не крикнул: “Кто-то раздает украшенные чашки для питья на агоре”.