Совсем скоро

В субботу в армии по традиции вылизывают до блеска каждый угол. Тут можно попасть на «взлетку», можно в сортир, на лестничную площадку или в Ленинскую комнату. Все это не очень приятные занятия, а в особенности времяпрепровождение рядом с солдатскими «очками» и писсуарами. Но можно остаться убирать и свой кубрик. Вроде не так зазорно наводить порядок там, где непосредственно живешь, ложишься спать и просыпаешься каждое утро в течение долгого времени. А можно гонять чаи в каптерке и смотреть на работу других, если ты в хороших отношениях со старшиной. Правда у меня к тому моменту уже была своя так называемая «маза», хотя я и не думал, что буду заниматься именно этим делом. Когда капитан Кулешов спросил о желании быть журналистом, никто не догадывался, что данная должность связана с заполнением учебного журнала. Но тем не менее, заполнение журнала, пусть другие и смотрели на это с презрением, всегда помогало избавить себя от нелюбимых работ. Изначально туда необходимо было записать все предметы и всех солдат согласно алфавиту, а затем своевременно проставлять пропуски и оценки учащимся. В итоге журнал был заполнен в последний день перед отправкой в войска, а во время ПХД он не покидал рук и мгновенно открывался при виде Кулешова, чтобы тот был уверен, что я занимаюсь чрезвычайно важным делом.

Мне надоело бездельничать и я пошел в кубрик, где Гром что-то колдовал над своей кроватью. Затем он взбил подушку, положил ее обратно на место и направился в коридор. Казалось, он никого не замечал, как не заметил вылетевшего из своего кителя письма. Я быстро подобрал его и дождался пока Вася уйдет. Затем быстро подбежал к окну и начал рассматривать конверт. Отправителем была Катя. П. Не удержавшись, я достал аккуратно сложенный листок, который непонятно зачем был пропитан женским парфюмом. Я успел прочитать только «Привет, Вася. Я долго не решалась написать тебе…», как услышал позади себя голос адресата. Было ясно, что причина громовской депрессии кроется в этом письме.

– Тим, нехорошо брать чужие вещи, верни то, что взял без спроса, – сказал спокойным голосом Гром.

– А я ничего и не брал, я его нашел, – ответил в такой же спокойной манере я.

– Все равно, верни.

– Верну, когда расскажешь, почему уже несколько дней на тебя нет лица.

– Я уже говорил, что тебя это не касается.

– Тогда, с твоего позволения, я узнаю об этом сам.

– Нет! – глаза Грома постепенно начали наливаться кровью.

– А я думаю, что да, – я отвел руку с письмом в сторону, чтобы Гром не смог его отобрать. – Ты ведь из-за этой дуры места себе не находишь?

– Последний раз тебя предупреждаю!

– И что!? – я опустил глаза и начал читать. – «Ты должен знать о Варе…».

Не успел я дочитать фразу, как Гром засветил мне по физиономии. Я плюхнулся с грохотом на пол и вдобавок разбил себе нос. Облизав губы, я почувствовал солоноватый привкус крови. Как назло в это время по «взлетке» шел капитан Кулешов, который быстро среагировал на шум и первым вошел в кубрик.

– О, да у нас тут драка, – с яхидной улыбкой, крутя в руках сигарету, сказал командир. – Интересно, и кто кого? Хотя, судя по твоей роже Калачев, видно, что тебе хорошенько досталось. Гром, ты в секцию по боксу что ли ходил, так хорошо сработал, что свалил товарища с ног?

– Никак нет, товарищ капитан, – ответил я.

– Что никак нет?

– Никакой драки тут не было, я просто поскользнулся.

– А это мы сейчас разберемся. Гром, Калачев, за мной. А ты, Гамалей, позови-ка ко мне в кабинет старшину, – приказал он проходившему мимо срочнику.

В дурдоме

Сначала капитан отчитывал старшину за нарушение дисциплины в воинском коллективе, неисполнение обязанностей и все что могло касаться безответственности. Это удивительная способность говорить часами утомляла всех, кроме самого говорящего. И, казалось, нет хуже наказания, чем стоя выслушивать недовольство капитана. Наконец, очередь дошла и до нас.

– Ну что, Гром, доигрался? Сейчас приедет прокуратура и поедешь ты у нас послужишь в дисбат. А потом вернешься и дослужишь то, что не дослужил здесь. Зато руки не будешь распускать. Как тебе такая перспектива, товарищ рядовой? – язвительно спросил Кулешов, прищуривая свои поросячьи глазки.

– Товарищ капитан, какой дисбат!? Я же вам говорю, что сам поскользнулся.

– Серьезно!?

– ПХД же был. Намыли полы, в кубрике было скользко. Я не устоял на ногах и ударился о дужку кровати.

– Ну а ты, Гром, что в рот воды набрал? Может расскажешь свою интересную версию?

Но Вася не отвечал, а только смотрел в пол. В этот момент ему было наплевать на свою судьбу. Наверное, если бы его повели на плаху, он бы даже не сопротивлялся, покорно слушая приказы конвоя.

– Товарищ, капитан, так он же этот, лютеранин, – сказал я, сам толком не понимания значения этого слова. – У них там в это время надо держать себя сдержанно, стараться ни с кем не разговаривать. Ну, как бы пытаться связаться со Вселенной и обдумывать смысл бытия на Земле.

После этих слов слышно было как давится Гром, а на лице старшины можно было увидеть дергающийся глаз. Все с большим трудом сдерживали смех.