Совсем не нужно исчезать

Должен был быть оглушающий грохот, но я его не слышал. Я смотрел на черный мокрый асфальт и тянул руки к балке, точнее – к маленькому красному пятнышку, которое виднелось из-под нее. Содрав пальцы в кровь, смог вытащить на свет размятый, изуродованный стебель и лепестки «паучьей лилии». Хиган-бана. Цветок, ведущий в царство мертвых. Цветок, обреченный всю жизнь сопровождать человека, пережившего разлуку с любимым. Растение, у которого листья и цвет никогда не встречаются друг с другом. Видимо, его останки забрали из моих рук, когда я потерял сознание.

Дом, где находится моя квартира, не пострадал. Я вернулся, открыл календарь. На следующий день была назначена встреча с прекрасной незнакомкой. Записано небрежно, время – и всё. Я же так и не узнал ее имени. Да и относился к нашим прогулкам, как если бы один гулял ради того, чтобы чем-то полюбоваться. Любуются сакурой по весне, яркими листьями по осени, луной… Вот и у меня несколько дней был праздник любования странной девушкой, встреченной в дни осеннего равноденствия и заговорившей об урагане.

Хиган-бана, алая и тончайшая, цветущая в равноденствие. Хиган-бана, которую зовут цветком ураганов. Плохо я читал строки, однажды открывшиеся ночью.

Я решил пойти на встречу как ни в чем не бывало. Говорил себе: ты живешь не в сказке. Глупо думать, что…

Но сердце заранее знало: никто не придет.

Я долго мерз посреди улицы. Начинало темнеть.

Я попросил отвезти меня в поля, где когда-то встретил ее. На что надеялся? На то, что у обочины вновь увижу фигурку в красном платье? На то, что вновь услышу звучащие нежной и печальной музыкой слова об ураганах?

Смеркалось. Водитель должен был давно уехать, но он стоял и ждал. Видимо, не мог оставить в одиночестве за городом странного парня, который свернул с дороги  и, пытаясь заплакать и не умея, ищет  одному ему известную тропинку – среди целой гряды разросшихся листьев, вытеснивших со стебельков до следующей осени нежные алые лепестки.

Приключения мамы

– Мам, у меня опять, – голос в трубке виноватый, тихий.

Да что же это такое! Внутри все сжимается. И у самой, как у моего ребенка, начинает болеть живот.

Сколько времени уже никто не может разобраться в этих болях? Один врач заявил, что сын слишком много жалуется, а ведь уже большой. Можно подумать, если человеку одиннадцать, а не три – у него уже ничего не болит настолько, чтобы обратиться к доктору. Второй врач просто не стал долго разбираться и прописал пару ни на что не влияющих таблеток. Третий… третьего не было. Потому что мне вечно некогда, и это очень и очень плохо.

– Мам…

В телефоне шум, и слышится раздраженный голос учительницы:

– Скажи маме, что я отпускаю тебя с уроков, но пусть она подумает над тем, что я ей говорила!

Я задыхаюсь. Как мне хочется просто взять и встряхнуть ее. От бессилия, конечно. А говорила она мне дословно следующее: «Я уверена, что ваш сын притворяется, чтобы получить побольше материнского внимания. А то что это такое: мать днями и ночами пропадает на работе, отец… у Стаса же нет отца?» Ну и еще вдогонку пару фраз.

В тот раз мне было некогда с ней разбираться. Я забрала ребенка и помчалась с ним в больницу. Кто только вбросил это идиотское слово «психосоматика» в массы? Что-то болит – значит, всё это у вас нытьё, «неумение позитивно мыслить» и ее противное величество психосоматика. Это слово произносят, когда хотят сказать человеку «сам виноват».  И сразу не надо ни сочувствовать, ни понимать, что ты тоже уязвим и можешь когда-то заболеть. Зато как что-нибудь заболит у самих адептов этой теории – ах, ох, и они уже на больничной койке и совсем не нытики. Знаю я таких.

– Дорогой, – говорю я сыну.  – Собирайся, сейчас за тобой приедет Аня, а скоро и я подъеду.

– Прости, – говорит мой ребенок.

– За что? Что ты? Ладно, дома поговорим. А пока посиди спокойно и выпей таблетки, которые у тебя в кармане рюкзака. Должно полегчать. Я сейчас буду.

Это голос у меня спокойный (надеюсь), а внутри я вся трясусь уже. Под дулом пистолета не тряслась, с гор срывалась – не тряслась, а тут вот не могу с собой ничего поделать. Перезваниваю Ане, своей помощнице. Она встречает и провожает сына на машине уже давно. И чего мы вцепились в эту школу в другом районе? Мало ли – котируется высоко. О той, что под окном, тоже не самые плохие отзывы.

Бегу к двери. И лоб в лоб влетаю в заместителя своего начальника.

– Стой-ка, – говорит он мне без предисловий.

– Чего тебе нужно? Да, я тебя поняла. Ты мне не вредишь – и я никому не скажу, договорились же.

– Это хорошо, – улыбается он во все зубные коронки. Лысина сияет под лампой, смешно, но смеяться не хочется.  – Смотри, не раздражай меня.

– Будешь угрожать – я отвечу, – говорю я. Он перехватывает мою руку, один рывок – и он уже воет, потому что его рука заломлена за спину. Он сидит в кресле целыми днями, а я – чуть ли не лучшая в Команде, так что зря он со мной связался.

– Сказала же – не выдам, пока ты меня не трогаешь, – шиплю ему в ухо, отпускаю и убегаю.