Совсем другое небо

Он сказал это очень тихо, но она все поняла. Катарина Гомбарова вдруг почувствовала, что может задохнуться.

— Ты… в моем… сердце, ма-маша. Понимаешь?

— Лежи спокойно, паренек, спокойно. Не двигайся. Все будет хорошо. Но для этого потребуется время, много времени. Понимаешь? И полетишь ты тогда, как сокол. Только сейчас не разговаривай.

Щелки глаз послушно прикрылись. Катарина держала руку паренька, боясь пошевелиться, так как ей казалось, что он уснул. В наступившей тишине Катарину начало клонить ко сну: ведь она не спала столько ночей. Забывшись, она увидела себя в сторожке. В кухне тикали часы с кукушкой. Они отстукивали бесконечность времени, этот длинный путь без начала и конца. Йоланка спала, а она дежурила у ее кроватки. Йоланка заболела первой детской болезнью, а она кипятила чай, прикладывала компрессы, шептала ласковые слова, которых никто до нее не произносил, но она верила, что это поможет.

Пришел Лацо. Он принес из леса галку и пустил ее на пол. Галка сразу почувствовала себя как дома и зашагала по кухне, как опытная хозяйка, которая хорошо знает, что ищет и что делает. На столе она нашла трубку Гомбара, взяла ее в клюв и стала поворачиваться с нею во все стороны. Потом птица обнаружила табак и начала им лакомиться. Йоланка села на постели и засмеялась. Ей сразу стало легче. Галка между тем, как клоун, откалывала номер за номером, и Гомбар, Катарина и Йоланка забыли, что в доме злая болезнь. Как давно это было? Десять лет назад? Или больше? Катарина никогда не считала годы. Она разделила свою жизнь, как хлеб, и раздала его повсюду, где он был нужен.

Как хлеб…

Около полуночи Катарину и всю деревню разбудил гул моторов. По шоссе по направлению к долине шла колонна машин. Она остановилась недалеко от деревни. Снаружи в дверь застучали чьи-то кулаки. Катарина так резко вскочила на ноги, что чуть было не упала.

— Это сосед Паловчик, — сказала Марцинова уверенным тоном.

Они открыли. Сосед был только в нижнем белье, весь дрожал и стучал зубами.

— Катарина! — проговорил он. — Немцы идут. Их очень много. Если они зайдут в деревню, то придут и к вам. Надо показать свидетельство о смерти… показать бумагу, а иначе они подожгут дома… Все… сгорим… погибнем…

Она перепугалась. Что-то в ней сломалось. А Паловчик продолжал давать советы:

— Или выдавайте парня за Гомбара. Все равно он ничего не узнает…

Он трясся от холода, страха и предчувствия того, что могут натворить гитлеровцы. Катарине стало ясно, что люди уже знают о партизане.

— Не бойтесь, вы не пострадаете из-за нас.

— Катарина, покажи им свидетельство о смерти…

Она кивнула и закрыла за Паловчиком дверь. Потом встала к окну и посмотрела на улицу, но ничего не было видно, только гул моторов, словно хищник когтями, раздирал душу.

Так прошло некоторое время, сколько — Катарина не знала. Она стояла в нерешительности, точно ожидая приговора. И вдруг вспомнила, как однажды ночью, когда немцы проходили мимо сторожки, в которой как раз спали восемь партизан, Лацо сказал твердо: «Всегда можно что-нибудь сделать. Меньше ли, больше ли, но всегда. Только трусы складывают в молитве руки и думают, что сделали все возможное».

Катарина дунула на свечу, переступила с ноги на ногу и быстро вышла в сенцы, направляясь к двери, которая вела на улицу. Она осторожно открыла дверь и высунула голову ровно настолько, чтобы осмотреть улицу. Ей с трудом удалось подавить страх. В лицо Катарине ударило несколько капелек дождя, пролетел испуганный ветер…

«Что делать? Что же делать?» — спрашивала она сама себя. Потом так же осторожно закрыла дверь, повернула ключ в замке на два оборота и для надежности задвинула большой деревянный засов.

В это время снаружи рефлекторы разрезали темноту ночи. Пучки света долго скользили по убранным полям и, как острые языки доисторических чудовищ, лизали всю окрестность. Из маленьких окон домиков настороженно смотрели испуганные глаза сельчан.

«Что делать? — мысли молоточками стучали в голове: — Убьют! Сожгут! Сгорят! Пропадут! Стоит им только увидеть русского солдата, как они теряют все, что у них еще осталось человеческого…»

Под тяжестью неожиданного испытания Катарина опустилась в чулане на колени. Анализируя последние события, она пыталась нарисовать конкретную картину дальнейших действий. В худшем случае она пошлет мать с Йоланкой к Магдалене. Если они пойдут вдоль ручья, то легко доберутся до леса…

В этот момент старуха Марцинова открыла дверь чулана и после долгих колебаний проговорила:

— Катарина, ты должна решать. Ты тут теперь вместо Гомбара.

— Мама… — сказала Катарина и замолчала. Слова застряли у нее в горле. В голосе ее прозвучала настоятельная просьба.

Старуха постояла, дрожащей рукой провела по своим морщинкам на лице и сказала немного тише:

— Я приготовила корзинки. Одну тебе, а две поменьше Йоланке и мне. Может, стоит уйти заблаговременно? Жизнь есть жизнь. Что скажешь?