Совсем другая тень

– Шеленков. – Участковый положил снимок. – Занимаетесь им?

– Пока нет. Но, похоже, буду. Давно он здесь у вас? На Сенеже?

– Ну, не очень. Года три. Да, примерно так. Раньше работал на дальнем конце озера. В пансионате. А недавно сюда перебрался. В «Рыболов Сенежья». В прошлую осень.

– И что вы можете о нем сказать?

Участковый пожал плечами:

– Что о нем скажешь… Вроде, тихий человек. Занимается своим делом. Спокойный, вежливый. Не пьет. В смысле, пьяным я его не видел. Насчет браконьерства тоже не замечен. Вообще-то, он пожилой.

– Семья?

– Одинокий. Знаю точно, поскольку он там и прописан. На базе.

– Давно его видели?

– Признаться, давно. Последний раз, чтобы не соврать… Кажется, в июле. Да, в июле. Он тогда еще в отпуск собирался.

– Насколько я знаю, там есть еще сторож. На этой базе.

– Есть. Голиков Николай Иванович. Ну, он давно на Сенеже. Лет десять, если не больше. Еще и базы этой не было, а он уже работал.

– И как он себя проявил?

– Голиков-то? Этот-то проверенный человек. Я его хорошо знаю.

– Тоже одинокий?

– Да нет. Правда, жена у него умерла. Но здесь, в Солнечногорске, дети, внуки. Так что живет он на два дома. Зимой в городе, остальное время на озере. У вас что – подозрения насчет Голикова?

– Если честно, больше подозрений у меня набирается насчет Шеленкова.

– Насчет Шеленкова?

– Да. Что же касается Голикова… Меня интересует: мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?

– С особо опасным преступником?

– Именно. С особо опасным преступником.

– Этот особо опасный преступник… – Участковый мотнул головой. – Уж не Шеленков ли? А?

– Может и Шеленков.

– Ясно дело. Раз его портрет размножается.

– Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?

– Теперь уж и не знаю. – Участковый полол плечами. – Но все же думаю: не пойдет он на сговор с преступником. По-моему, Голиков – человек честный. Да и у всех на виду.

– Какие у вас с ним отношения? Лично?

– Нормальные. Все ж какой год толчемся рядом на Сенеже.

– Мне с ним нужно поговорить. Поможете? Я здесь на машине.

– Конечно. О чем разговор.

Минут через пять, попетляв вдоль берега, «уазик» затормозил у ворот «Рыболова Сенежья». Когда Рахманов вместе с участковым Маркиным подошел к ограде, на металлическую сеть, как и в прошлый его приход, бросилась привязанная к проволоке немецкая овчарка.

Рахманов посмотрел на Маркина:

– Собака-то злющая. А?

– Молодой еще, что с него взять. Раньше здесь другая была собака. Та зря не бросалась. Обучена была специально для базы.

– Куда ж она делась?

– Околела. Николай Иванович жаловался: пристрелил кто-то, – ответил Маркин и крикнул: – Эй! Есть кто? Николай Иванович, гости к вам! Ау!

Собака, охраняющая «Рыболов Сенежья», интересовала Рахманова и раньше, но лишь из-за поисков несоответствий в показаниях Лотарева. Теперь же выясняется, что собака здесь другая, а старую пристрелили. Когда, почему?

– Пристрелили? – Рахманов следил, как Дик исходит злобным лаем.

– Ну да. Летом. – Маркин посмотрел на Рахманова. – У нас тут бывают такие вещи. Люди ж разные.

Из-за домика вышел Голиков. Увидев Рахманова и Маркина, приказал собаке:

– Дик, молчать! Лежать! Тихо! – Пригласил: – Проходите. Ворота открыты.

– Как жизнь, Николай Иванович? – спросил Маркин. – Никто не обижает?

– Миш, кто меня обидит? Я сам кого хочешь обижу. Проходите, проходите, здесь поговорим.

На территории базы, пожав руки Рахманову и Маркину, спросил:

– По-моему, Андрей Викторович? Не ошибся?

– Не ошиблись.

– Пройдем, ну хотя бы на ту же скамейку. Вы ведь, наверняка, снова что-то хотите узнать?

– Верно, хочу. Давайте пройдем…

– Я, наверное, на бережку посижу? – сказал Маркин, когда они остановились у скамейки. – Вон там, у причала? Да, Андрей Викторович? Если что, позовете.

– Хорошо.

Маркин ушел к причалу.

Усевшись рядом с Голиковым, Рахманов спросил:

– Николай Иванович, заведующий ваш еще не вернулся?

– Заведующий? – Голиков поднял камешек, отшвырнул. – Пока нет.

– Вы ведь хорошо его знаете?

– Ну, знаю. Год все же вместе на базе. Часом, с ним не случилось ли чего? Он ведь третий месяц из отпуска не выходит?

– Признаться, я у вас хотел спросить, почему он не выходит. Не знаете?

– Откуда? Пропал, как говорится, с концами. Я уж беспокоиться начал.

– Вообще-то, вы могли бы сказать мне о пропаже Шеленкова раньше – при нашем первом разговоре.

– Раньше? – Голиков покачал головой. – Вы же в прошлый раз ни словом не заикнулись о Шеленкове. Интересовались каким-то художником. Что ж мне лезть, если меня не спрашивают?

– Так ведь пропал человек. Я бы, например, беспокоился.

– Теперь и я беспокоюсь. Тогда же, когда вы приезжали, думал обойдется.

– А что вы о нем скажете? Что это за человек?

– Шеленков-то? Человек он неплохой. Правда, молчун. Бывает, за весь день слова не вытащишь. Это есть. Но ладить с ним можно.

– Как понять: ладить?

– Ну, в душу он зря не лезет, дело свое знает. И, главное, от работы никогда не отлынивает.

– А что входит в его обязанности? Как заведующего?