Совсем другая тень

– Смотря что считать терпимым. Мне многое неясно. И я хотел бы кое-что выяснить. Хотя, Сань, я понимаю, как тебе сейчас тяжело.

– Выяснить что?

– Ну насчет всей этой истории.

– Какой?

– Ну, с Вадимом Павловичем. Юрой, Женей. И… остальными.

Довольно долго Сашка сидел, глядя на улицу. Потом вздохнул:

– Ты говоришь так, будто я пытаюсь что-то скрыть. Я ведь как раз и хочу выяснить все. Вместе с тобой.

– Что-то я этого не заметил. Во всяком случае, раньше.

Сашка поправил волосы. Сказал, явно сдерживаясь:

– А где ты был сам раньше? В Дагомысе? На Рижском взморье? Вспомни: хоть раз ты пытался завести об этом разговор? Как ты выражаешься, «раньше». Хоть раз поинтересовался, что происходит?

Сашка был абсолютно прав: до сегодняшнего дня вся эта история меня не интересовала. Ответить мне было нечего. Я лишь посмотрел на него и промолчал. А он вдруг резко повернулся ко мне, сказал:

– А вот если бы ты поинтересовался, я мог бы кое-что сообщить!

– Что?

– Например, то, что Вадим Павлович не оставил меня в покое. И вряд ли оставит.

– Серьезно?

– Серьезно. Он мне в эти месяцы несколько раз звонил. И кстати, сегодня.

Я молчал, подавленный этой вестью.

Сашка откинулся на сиденье:

– Ладно. Будем исходить из твоего разговора со следователем. Долго он тебя терзал?

– Не очень. Чуть больше часа.

– Что хоть из себя представляет этот следователь?

– В каком смысле?

– Ну, какой он из себя внешне? Как держится?

– Такой круглолицый, добродушный. А держится вежливо, спокойно. Вопросы задает тихим голосом.

– Понятно. Таких как раз и надо бояться. Как его зовут?

– Фамилия Рахманов. Зовут Андрей Викторович.

– Как они на тебя вышли?

– Из-за контрамарки.

– Из-за какой контрамарки?

– Из-за обычной контрамарки.

Выслушав мой рассказ, Сашка посидел в задумчивости. Печально сказал:

– Надо же. Я допускал, что ты засветишься из-за номеров. Но не из-за этого!

– Какая разница, из-за чего я засветился?

– Контрамарка потянет за собой Алену. Ладно, давай дальше.

– Дальше следователь спросил, где я был девятого июля и что делал в тот день. Я сказал, что с девятого июля был на Сенеже. Без машины. Поехал туда на этюды. Расположился около базы «Рыболов Сенежья». И пробыл до понедельника двенадцатого.

– О Вере он не спрашивал?

– Мне самому пришлось о ней сказать. Следователь поинтересовался, где я был восьмого июля. Я сказал – в Москве. Он потребовал подтверждения. Ну и пришлось сказать, что в тот день я отвозил свою картину одной знакомой, которая собиралась ее купить.

– И ты ему все рассказал?

– Все. Мы же договорились: скрывать ничего не нужно. Кроме того, что было девятого.

– Ну и как он прореагировал, узнав, что ты получил пятнадцать штук?

– Без особых эмоций. Чуть удивился. Но не больше.

– Что было дальше?

– Дальше он показал мне фото Юры и Жени и спросил, знаю ли я их. Я ответил, что не знаю. Потом спросил о Вадиме Павловиче.

– Все-таки спросил…

– Да. Даже подробно описал его внешность. И почему-то сказал при этом: «Это имя-отчество вы могли слышать среди окружения Новлянской».

Сашка даже присвистнул и опять резко развернулся ко мне:

– Интересно. А он не говорил, откуда они это взяли? Про окружение Новлянской?

– Нет. Я думал, ты знаешь это лучше.

– Да для меня это вообще как снег на голову. Обо мне разговор тоже заходил?

– О тебе нет. Следователь не спрашивал. Я молчал.

– Хорошо хоть это. А следователь не сообщил, что там было? С этим трейлером?

– Сообщил. Убийство. – Я нарочно сказал это бесстрастным голосом.

Сашка внимательно посмотрел на меня:

– Убийство? И… кого же убили?

– Кого, следователь не сказал. Но ясно и так: водителя трейлера.

– Значит, это все же было убийство… – Сашка откинулся на сиденье. Сволочь! Ну и сволочь! Он же обещал, что все будет чисто.

– Кто сволочь?

– Вадим Павлович. Кусочник. Портяночник. Гадюка… – Сашка застыл, вглядываясь вперед. – Вообще, Серега, я перед тобой виноват. Но клянусь, я не знал, что дело дойдет до такого.

– До чего?

– Ну до убийства.

Сашка мог бы и не виниться. Я знал и без него: а любом случае, что бы с ним ни случилось, он не мог бы поступить по отношению ко мне плохо. Поэтому сказал:

– Ладно, Сань. Что было, то было.

– Спасибо. Но я должен тебе все рассказать. Потому что может быть кое-что и похуже.

– Еще хуже?