- Значит, двенадцатого.
- Опять же, где это было? У вас? Или у Лотарева?
- У меня. Лотарев заехал ко мне... в первой половине дня. И я с ним расплатилась.
- Сколько вы ему заплатили?
- Пятнадцать тысяч.
- Серьезная сумма.
Новлянская усмехнулась:
- Серьезная. Но и Лотарев серьезный художник.
- Что, у него и другие покупают картины?
- Понятия не имею. Честно говоря, меня это не интересует. Картины Лотарева мне нравятся. Это настоящее искусство. Поверьте, я в этом немного разбираюсь.
- Что же это была за картина? Пейзаж? Натюрморт?
- Портрет. Женский портрет.
- Ясно... Вера Николаевна, вы случайно не знаете, куда уезжал Лотарев на эти четыре дня?
- Не знаю. Мне Лотарев сказал, что ненадолго уедет. И все.
- А давно вы видели Лотарева в последний раз?
- В последний раз я видела его именно тогда. Когда расплачивалась за картину.
- То есть после этого дня вы его ни разу не видели?
- Ни разу.
- Но перезванивались?
- И не перезванивались. Зачем? У Лотарева свои дела, у меня свои.
- Понятно. Вера Николаевна, сейчас я вам опишу человека. Попытайтесь вспомнить, нет ли такого среди ваших знакомых? Хорошо?
- Пожалуйста...
- Ему лет сорок пять - пятьдесят. Выше среднего роста Моложавый. Носит короткий седой бобрик. Загорелый. С легкими дефектами кожи. Глаза светлые. По некоторым данным, его зовут Игорь Кириллович. Фамилия начинается на "С". У него может быть машина, "Жигули" шестой модели светло-серого цвета. Может быть, вы встречали такого человека?
Подумав, Новлянская покачала головой:
- Игорь Кириллович... Да еще с фамилией на "С"... Нет. Среди моих знакомых такого точно нет.
- Допустим, мы забыли об имени-отчестве. У нас есть только внешние признаки.
- Внешние признаки... Да нет. И по ним среди моих знакомых нет такого человека. Есть человек с седым бобриком. Но у него карие глаза. И он абсолютно лишен дефектов кожи.
Похоже, у Новлянской он больше ничего не узнает. Впрочем, большего ему и не нужно. Об остальном можно будет спросить у Лотарева. Вставая, улыбнулся:
- Вера Николаевна, большое спасибо. Не смею больше вас задерживать.
Подписал пропуск, проводил до двери. Взглянул на часы - половина первого. Лотарев вызван на два. Что ж, хоть сегодня успеет без спешки пообедать. А заодно и осмыслить то, что услышал от Новлянской.
Повестка
Поставив шестерку на свое место во дворе, я на несколько секунд задержался в машине. Четверть двенадцатого. Раннее для меня возвращение. Но из-за Алены, точнее, из-за того, что ее нет в Москве, меня вдруг стали раздражать шумные компании, вроде той, где я только что провел несколько бессмысленных часов и откуда смотался задолго до конца вечеринки, чуть не взвыв от тоски.
Посидев в темноте, выключил мотор. Вышел, запер машину.
Алены не будет еще неделю. Сейчас она вместе с курсом на картошке, где-то под Шатурой. Я даже смотрел по карте, где же эта самая Шатура. Оказалось - на самом краю Московской области. В двух присланных за это время открытках Алена предупредила: там, где они роют картошку, дорог практически нет, так что мои намерения приехать к ней на машине лучше оставить и дождаться, когда вернется весь ее курс.
Постоял, осматривая ночной двор. Ощутив осенний холод, все-таки конец сентября, пошел к дому. Войдя в подъезд, пошарил в кармане, нашел ключи. Открыл почтовый ящик, достал сложенные пополам газеты. Вызвал лифт, поднялся на одиннадцатый этаж.
В квартире первым делом полез в холодильник, достал бутылку молока, яблоко, сел за стол и только сейчас заметил лежащий на газетах серый листок.
Налив полную чашку молока и сделав глоток, подумал: газеты были сложены, вот и не увидел листка. Что это? Обычно так выглядят уведомления о посылках или телеграфных переводах. Подтянув бумажку к себе, вчитался. Ну и ну... Такого я еще не получал. Повестка в прокуратуру, куда я должен явиться завтра в качестве свидетеля.
Нажал кнопку стоящего на столе "Филипса" и нашел музыку. Не спеша отпивая молоко, стал изучать бумажку. В ней сообщалось: завтра в четырнадцать ноль-ноль мне, Лотареву С.Л., надлежит явиться в Прокуратуру РСФСР, к некоему "след. Рахманову А.В.". То есть к следователю.