Совсем чужие

— Жил у тетки, кончал среднюю школу. Неужели не слышал? — И, отвернувшись от Григория, он пригласил Марину на танго.

Она с радостью согласилась.

Танцуя, она видела маленький узелок галстука Николая, мысленно сравнивала его с неумело завязанным, аляповатым узлом галстука Григория, всегда почему-то съезжавшим набок, и, слушая музыку, заулыбалась счастливо, чувствуя, что на них смотрят ее подруги, завидуют.

После танца они отошли в сторонку. Григорий подошел к ним. Марина заметила, что он нервничает. Не обращая на него внимания, они продолжали разговор:

— Ты где же работаешь?

— Заведую библиотекой.

— О-о-о! — удивленно воскликнул он. — Я приду к тебе за книгами.

Григорий не выдержал, схватил ее за руку и потащил к выходу.

— Пойдем погуляем.

Она возмутилась таким поступком, но при людях не хотела устраивать скандала. Оглянувшись, она увидела, как Николай помахал ей рукой.

А на следующий день в библиотеке появился он. В тот день они пошли гулять вместе…

Теплый вечер. Солнце ласкало последними багряными лучами высокий камыш, зеленый берег и молчаливый бор. По реке неслышно скользила лодка. Волны покачивали у берега широкие лопухи с маковками. На лугу блеяли овцы. В лесу сладко пели птицы. На разливе реки плясовой музыкой стрекотала моторка.

Не понимала она тогда тоскливого крика кукушки, оплакивавшей свое одиночество. Как он близок ей сейчас! В ту пору какой-то вихрь закружил ее, завертел.

Вскоре Николай уехал сдавать экзамены в институт связи. А когда вернулся, от него повеяло холодной снисходительностью. И на свидания он приходил вовремя, будто и веселый, но не было порывистых движений, дрожи в голосе. Плавно и спокойно скользила его рука по круглым плечам Марины, хладнокровно трепал он ее волосы, равнодушно смотрел в печальные глаза. Ей казалось, что и смех его стал каким-то тусклым и ласки не от большой любви, а от доброты и жалости. И она как-то сказала ему:

— Ты, Коля, стал почему-то сдержанным, умным, то ли от нашей глупости, то ли от мудрости своей матери. Чужой, холодный…

— Неровный. Да? Пятнистый, как барс? — заулыбался Николай.

— Давай с тобой поговорим серьезно, — попросила его Марина.

— Не хочу никаких анализов, терпеть не могу, когда начинают копаться в душах, — ответил он раздраженно.

Они были у него в саду. Она сидела на скамейке, а Николай стоял перед ней. Над их головами густо повисли на тонких ветках спелые сливы. Лунный свет струился меж листьев, светлыми пятачками плясал на присыпанной песком дорожке. Рябоватые тени скользили по лицу Николая. Он подошел к ней, сел рядом, привлек ее к себе, хотел поцеловать в губы. Но Марина легонько отстранила его, встала.

— Эгоист ты, ненадежный друг, — с болью в сердце сказала она и пошла к выходу медленно, вяло.

— Осторожнее в выражениях, — недовольно пробурчал он.

Ей хотелось, чтобы Николай разуверил ее, успокоил. Но он шел за ней молча, ни в чем не раскаиваясь и, видно, не жалея об ее уходе. Возле калитки он спросил:

— Проводить тебя?

Марина не успела ответить, В открывшееся вдруг окно выглянула его мать, Татьяна Михайловна, требовательно позвала:

— Поди сюда, Коленька!

Идя домой, Марина надеялась, что он догонит ее. Она не верила, что так неожиданно может все кончиться.

А на другой день, когда она утром собиралась на работу, увидела в окно, как Николай с чемоданом шел вместе с матерью по противоположной стороне улицы, на станцию. Даже проститься не зашел. Она выскочила на улицу, хотела закричать громко, отчаянно, догнать их, обхватить руками Николая, удержать. Несколько шагов она сделала по своей стороне улицы, но остановилась, не могла идти. Рыдая, облокотилась под акацией, на загородку дома соседа.

А он, не оглядываясь, уходил все дальше и дальше. И с каждым его шагом больнее, тоскливее становилось на сердце.

Она вдруг ясно осознала, что все кончено. Больше она ему не нужна. Все кругом помрачнело, утратило значение и смысл. Куда и зачем промчалась мимо нее машина? Это поехал Григорий. Но разве надо куда-то ехать, спешить? Ей совсем ничего не надо. Да и всем людям тоже. Они к чему-то стремятся, что-то хотят сделать. А ведь это никому не нужно.

Вернувшись домой, она упала на постель, уткнулась в подушку и проплакала целый день. Только на следующее утро Марина поднялась и пошла на работу. В ушах ритмично постукивали молоточки, в висках ломило, опухшие от слез глаза избегали людей. Мир ей казался чужим и далеким. У дома Тихона Федотовича лениво, по-дурацки гавкал пес, глупо хлопал крыльями петух, опустив голову в корыто, мерзко, противно чавкала свинья.

Ничего ей не хотелось делать. На работе книги валились из рук, дома томительно и скучно шло время. Больная мать с ног сбилась, готовя ей что-нибудь повкуснее. Но еда, не тронутая дочерью, остывала на столе.