— Использованная? — настораживаюсь я. Очередь Григораша вступить в разговор:
— Использованная. Судя по всему, морфий был извлечен из нее с помощью шприца, с тем чтобы сделать инъекцию…
— А шприц где?
— Не найден, — отвечает мне прокурор.
Теперь его черед смотреть на меня с упреком: как это я мог подумать, что он решился бы вызвать на место происшествия работников угрозыска без достаточно серьезных оснований?!
Приходится с ним согласиться, никуда не денешься.
Прошу лейтенанта подвинуть ко мне табурет. Остальные не сводят с меня глаз. Взбираюсь на табурет и внимательно исследую петлю. Мне не нужно особых усилий, чтобы понять, что и вторая причина, упомянутая прокурором, вполне основательна. Петля неплотно стянута вокруг горла, пострадавший был удушен не мгновенно, смерть Кристиана Лукача была, несомненно, медленной и мучительной. Спускаюсь с табурета и вторично спрашиваю Григораша, все ли он сфотографировал… Мне не надо уточнять: он понимает, что я имею в виду.
— Да.
— Ну что ж, капитан, убедились сами? — Теперь у прокурора вовсе не усталый голос, совсем даже наоборот, по-моему.
Я киваю на доктора Патрике, великого специалиста по вскрытию трупов, всегда спокойного, рассудительного, сдержанного.
— Убедиться окончательно может только он.
Патрике согласно кивает в ответ и спрашивает, можно ли вынуть труп из петлн и увезти на судебную мед-экспертизу. Этим вправе распоряжаться лишь прокурор, но он просит врача не торопиться и задает общий вопрос:
— Ни у кого никаких неясностей?..
Ну и вопрос! Никаких? Да тут, на мой взгляд, ничего-то ясного пока нету!
— Он жил один?
— Один, — уточняет прокурор.
— Родителей нет?
— Есть. Живут в Лугоже.
— Как был обнаружен труп?
— Обнаружила уборщица. — Прокурор берет со стула папку, достает из нее листок со своими заметками. Пробежав глазами написанное, продолжает: — Лукреция Будеску, служит домработницей в семье Цугуй, на первом этаже. Одновременно убирала и у студента. Сегодня вечером, примерно в шестнадцать сорок, зная, что Кристиан Лукач дома, поднялась к нему. Постучала в дверь и, не получив никакого ответа, открыла ее, вошла и, увидав труп, закричала, подняв на ноги весь дом, и тут же потеряла сознание. Сбежались соседи, нашли ее на полу. Вот так-то и был обнаружен труп Лукача.
Лейтенант позволяет себе дополнить сказанное прокурором:
— Сперва были поставлены в известность мы, отделение милиции, а уж потом от нас позвонили в прокуратуру…
— Вы находите обоснованным мое ходатайство об участии в следствии уголовного розыска? — настаивает прокурор.
«Вы испортили мне вечер, уважаемый товарищ прокурор, — отвечаю я ему про себя. — И вам страсть как не хочется брать на себя одного всю ответственность. Вы что, считаете, что у меня нет полного права сходить посмотреть кино, даже самое дурацкое, или поужинать в ресторане, потанцевать?..» Но вслух я ему говорю совсем другое:
— Пожалуй… Участие угрозыска может быть не лишним. — Умолкаю и гляжу ему прямо в глаза с нескрываемым укором: — Если не считать того, что это дело теперь на моей шее.
Бериндей укладывает бумаги в свою папку, делает вид, будто не услышал того, что я ему сказал.
Появляются санитары с носилками. Непросто им будет снести труп по крутой, узкой лестнице. Доктор Патрике дает им какие-то указания. Петля должна остаться на месте, перекинутая через крюк. Мне не по нутру подобные зрелища, я ухожу за занавеску, в кухоньку, и делаю знак Поварэ, который все это время стоял недвижимо в дверях, чтобы он следовал за мной. Он тут же оказывается рядом.
— Что-нибудь ищешь? — спрашивает он меня.
Не столько ищу, сколько вынюхиваю, как охотничий пес, хочу учуять хоть какой-нибудь след…
Но что именно?.. Вновь к вновь рассматриваю предметы, составляющие эту мини-кухню. И вновь поражает меня безупречная чистота и порядок вокруг.
— …сделал сам себе укол, — слышу я обращенный ко мне голос Поварэ, — пришел в эйфорическое состояние, потерял над собой контроль… иначе как объяснить, что, отделавшись от шприца, он забыл о пустой ампуле?.. А уж потом сунул голову в петлю. Довольно странный способ самоубийства, надо сказать. Но в общем, я не вижу, по чему прокуратура должна спихивать это дело вам, валить с больной головы на здоровую.
«Молодчина, ты, старик! — кляну я его про себя. — Для начала ты меня выслеживаешь в кино, уводишь от невесты, отравляешь мне жизнь, чтобы потом не советовать браться за это дело!.. Молодчага, старик, молодчага!..»
Из-за занавеси доктор Патрике сообщает мне:
— Все, капитан, мы пошли. К утру получишь акт экспертизы. Спокойной ночи!