«Нѣтъ недѣли еще, какъ я писала вамъ и вотъ — горько каюсь въ томъ уже! Сегодня утромъ, по обыкновенію моему, когда я въ городѣ, я сидѣла у единственнаго друга моего, многоуважаемаго всѣми здѣсь Andrew Jackson Davis'а, онъ получилъ ваше письмо, писанное по-французски и, незная хорошо языка, просилъ меня прочесть и перевесть. Въ письмѣ этомъ вы пишете: „J'ai entendu parler de M-me Blavatsky par un de ses parents, qui la dit un medium assez fort. Malheureusement ses communications se ressentent de son moral, qui n'a pas été des plus sévères“ [98]. Кто бы вамъ ни говорилъ обо мнѣ, они говорили правду, въ сущности, если не въ подробностяхъ; только видитъ одинъ Богъ, что выстрадала я за мое прошлое. Видно ужь такова судьба моя, что нѣтъ мнѣ на землѣ прощенья. Это прошлое, какъ печать проклятья на Каинѣ преслѣдовало меня всю жизнь и преслѣдуетъ даже сюда, въ Америку, куда я уѣхала, подальше отъ него и отъ людей, которые меня знали въ молодости. Вы сдѣлались невинной причиной тому, что теперь я буду принуждена бѣжать куда-нибудь еще подальше — куда? не знаю. Я не обвиняю васъ, видитъ Богъ, что писавши эти строки, я не имѣю ничего въ душѣ противъ васъ, кромѣ глубокаго, давно знакомаго мнѣ горя, за неисправимое прошлое. Andrew Jackson, который чувствуетъ и читаетъ людей яснѣе всякой книги (а въ этомъ никто не сомнѣвается кто его знаетъ), сказалъ мнѣ на это только слѣдующія многознаменательныя слова: „я васъ знаю, такой какъ вы есть теперь, и чувствую васъ, до вашего же прошлаго я не хочу и не могу касаться, я напишу г-ну Аксакову, что онъ не знаетъ васъ лично, я же — знаю“. Эти слова, сказанныя А. Ж. Дэвисомъ, достаточны будутъ для васъ, и мнѣ нѣтъ болѣе надобности стараться васъ увѣрять, что M-me Blavatsky, 20 лѣтъ назадъ, или теперь, когда ей за 40 уже — двѣ особы. Я „спиритка“, и „спиритуалистка“ въ полномъ значеніи этихъ двухъ названій… Я была „матерьялисткой“ почти до 30 лѣтъ, и вѣрила и не вѣрила въ спиритизмъ. Не вѣря въ Бога, я не могла вѣрить въ будущую жизнь. Нравственность и добродѣтель я принимала за общественное одѣяніе, ради приличія — un masque social que l'on n'appliquait sur la figure que pour ne pas choquer l'estetique de son voisin, comme on mettrait du taffetas anglais sur une laide blessure[99]. Я ненавидѣла „общество“ и такъ называемый свѣтъ, какъ ненавидѣла лицемѣріе въ какомъ бы оно видѣ ни проявлялось — ergo: шла противъ общества и установленныхъ приличій на проломъ. Результатъ: три строчки въ вашемъ письмѣ, которыя пробудили во мнѣ все прошлое и растравили всѣ старыя раны. Болѣе 10 лѣтъ уже я спиритка и теперь вся жизнь моя принадлежитъ этому ученію. Я борюсь за него и стараюсь посвящать оному всѣ минуты жизни моей. Будь я богата, я бы употребила всѣ мои деньги до послѣдняго гроша pour la propagande de cette divine vérité[100]. Мои средства очень плохи и я принуждена жить трудами своими, переводами и писать въ журналахъ.
Вотъ почему, я обратилась къ вамъ, съ предложеніемъ переводить на русскій языкъ все, что выходитъ здѣсь о спиритуализмѣ. Я перевела Эдвина Друда и онъ давно готовъ, также я перевожу теперь письма (Colonel H. S. Olcott), которыя производятъ въ эту минуту такую революцію въ умахъ матерьялистовъ.
Онъ инвестигировалъ, 8 недѣль, матерьялизаціи духовъ у Eddy Brothers въ Вермонтѣ и я была у нихъ и жила 2 недѣли на фермѣ у нихъ, гдѣ съ нимъ и познакомилась. Его письма и сочиненія достойные соперники книгъ Роберта Дэль Оуена (Оwen), Эпса Саржента и другихъ защитниковъ. Но теперь, когда я узнала ваше справедливое, хотя суровое мнѣніе обо мнѣ, я вижу, что нѣту для меня спасенья кромѣ смерти. До гроба придется мнѣ тянуть „ce boulet de galerien social“[101]. Видно ни раскаяніе, ни добровольное изгнанье изъ родины, гдѣ есть у меня и братья и сестры и любимые родные, которыхъ я никогда уже не увижу на землѣ — ничто не усмиритъ гнѣва этого разъяреннаго дикаго звѣря, котораго зовутъ публичнымъ мнѣньемъ!
Одна есть у меня къ вамъ просьба: не лишайте меня добраго мнѣнія Andrew J. Davis'а. Не раскрывайте передъ нимъ того, что если онъ узнаетъ и убѣдится, заставитъ меня бѣжать на край свѣта. У меня осталось лишь одно убѣжище для себя въ мірѣ — это уваженіе спиритуалистовъ Америки, тѣхъ, которые ничего не презираютъ столько — какъ „free love“[102].
Неужели вамъ принесетъ удовольствіе на вѣки убить нравственно женщину, которая ужь и такъ убита обстоятельствами? Извините за длинное письмо и примите увѣреніе въ глубокомъ уваженіи и преданности готовой къ услугамъ
Елены Блаватской.
23. „Irvin Place, New Iork“.
Конечно, ея корреспондентъ, получивъ это письмо, поспѣшилъ увѣрить, что ему „не принесетъ никакого удовольствія навѣки убить нравственно женщину“.
Е. П. Блаватская снова писала изъ Гартфорда, 13 декабря 1874 года: