Современная жрица Изиды

Теперь предположимъ, хоть бы для доказательства ad absurdum, что въ этихъ легендахъ и разсказахъ не только заключается нѣкоторая доля истины, но и все, какъ есть все — чистая правда. Забудемъ также то, что мы знаемъ — и о разслѣдованіи Годжсона, и о письмахъ Блаватской къ Куломбамъ, и о «кисейныхъ» откровеніяхъ Бабулы, и о экспертизѣ Нетсерклифта, о признаніяхъ Блаватской въ Вюрцбургѣ, ея предложеніи «создавать русскія письма Кутъ-Хуми», ея «исповѣди», китайскихъ бумажкахъ и конвертикахъ и т. д. Представимъ себѣ такую картину, въ дѣйствительности которой увѣряютъ теософы: Блаватская такъ или иначе входитъ въ общеніе съ махатмами и убѣждается, какъ она поэтично разсказала въ своихъ «Пещерахъ и дебряхъ Индостана», что «тибетскіе братья» обладаютъ высшими знаніями. Для нихъ пространство и время — звукъ пустой, они (хоть и не безъ значительной затраты жизненной силы) могутъ покидать свое тѣло и въ астральной, болѣе или менѣе видимой и осязаемой, оболочкѣ появляться во мгновеніе ока гдѣ угодно. Они могутъ пересылать (тоже не безъ затраты жизненной силы) свои письма, перелетающія съ быстротой мысли какія угодно разстоянія, проникающія черезъ матеріальныя препятствія и падающія вамъ на голову или вписывающіяся, ввидѣ постскриптумовъ (строки Кутъ-Хуми ко мнѣ въ письмѣ Блаватской) въ обыкновенныя грѣшныя письма, мирно лежащія на днѣ почтовой сумки и перевозящіяся по желѣзной дорогѣ. Все это махатмы могутъ. Они посвящаютъ Елену Петровну, благодаря ея «дѣвственности», въ званіе «адепта второго разряда» и поручаютъ ей создать «теософическое общество» для распространенія истины на земномъ шарѣ.

«Болванъ Олкоттъ старый котъ» (слова Блаватской), хоть онъ и «bête» (мнѣніе, письменно выраженное мнѣ о немъ махатмой Кутъ-Хуми), по протекціи Елены Петровны объявляется президентомъ и ему на память дарится «астральный тюрбанъ», который онъ имѣетъ право всѣмъ показывать, какъ знакъ своего достоинства и личнаго знакомства съ махатмами. Махатма Кутъ-Хуми беретъ на себя литературную часть и вступаетъ сначала въ дружескую переписку съ Синнеттомъ (письма Кутъ-Хуми въ «Occult World»), а затѣмъ и съ другими теософами и даже скептиками и «подозрителями», подобными мнѣ. Махатма Моріа, — съ просьбой, чтобъ его называли просто М.,- принимаетъ роль «хозяина» Елены Петровны и обязуется постоянно къ ней являться изъ Тибета, ежедневно показываться графинѣ Вахтмейстеръ, Машкѣ Флинъ и прочимъ, а также звонить въ «серебряную штучку».

Блаватская и Олкоттъ дѣлаютъ что могутъ. Кутъ-Хуми пишетъ нерѣдко очень интересныя, горячо и талантливо изложенныя письма и только разъ попадается въ жесточайшемъ плагіатѣ, причемъ весьма глупо и неловко силится оправдаться (см. въ началѣ отчета «лондонскаго общества для психическихъ изслѣдованій»). Но махатма М., строгій (по увѣренію Е. П. Б.) «хозяинъ», рѣшительно портитъ все дѣло.

— Помилуйте! — не разъ говорилъ я Еленѣ Петровнѣ,- вы совершенно компрометтируете вашего «хозяина»! Сей величайшій мудрецъ, выпивъ стаканъ молока (это его дневная порція пищи), лежитъ въ глубинѣ Тибета, такъ сказать, у самаго порога Нирваны. Его дивный умъ рѣшаетъ судьбы міра. И вдругъ вы ему отсюда: «дзиннь!» Онъ тотчасъ же «дѣлаетъ затрату жизненной силы», вылѣзаетъ изъ своего грубо-матеріальнаго тѣла, оставляетъ это тѣло въ Тибетѣ переваривающимъ стаканъ молока, облекается въ астральную оболочку — и, во мгновеніе ока, шасть сюда къ вамъ. «Дзиннь! что прикажете, упазика (мать)?» «А ну-ка, любезный, напиши письмо г-жѣ А. и кинь черезъ часъ его ей на голову». «Слушаю-съ!» «А ну-ка, любезный, напиши: „Я былъ тамъ, конечно; но кто можетъ открыть глаза нежелающему видѣть“ и положи эту записку въ карманъ Олкотта!» «Слушаю-съ!» «А ну-ка, любезный, покажись Машкѣ Флинъ!» «Слушаю-съ!» Развѣ же такъ возможно? вѣдь онъ выходитъ не «хозяинъ» вашъ, а лакей, служащій у васъ на побѣгушкахъ!

О, какъ сердилась она на меня за такія рѣчи, какъ таращила свои громадные глаза цвѣта полинявшей бирюзы!

А между тѣмъ никто, какъ есть никто изъ самыхъ даже, повидимому, разумныхъ теософовъ не смущался этой жалкой лакейской ролью великаго, таинственнаго учителя, «хозяина», могущаго отнимать у смерти Елену Петровну!

Но оставимъ въ сторонѣ и эти интимныя, домашнія обстоятельства. Представимъ нашу «упазику» дѣйствительной, невинной жертвой миссіонеровъ, Годжсона, Майерса, меня, m-me де-Морсье и т. д., всѣхъ, кто узналъ и объявилъ ее обманщицей. Представимъ, что всѣ мы — или заблуждающіеся, или недобросовѣстные обвинители. Какимъ же образомъ махатмы, эти «святые, безгрѣшные мудрецы», допустили свою избранницу страдать безвинно? вѣдь отъ нихъ зависѣло заблуждающихся вернуть на путь истины, а недобросовѣстныхъ посрамить. Между тѣмъ Кутъ Хуми остался доказаннымъ плагіаторомъ, а «хозяинъ» — кисейной куклой, хоть его и видали ежедневно Машка Флинъ и гр. Вахтмейстеръ.