Современная повесть ГДР

— Все эти разговоры о невинности — ерунда. Разве можно решить, кто невинен, а кто нет? — продолжал господин Нечасек. — Это все равно что отгадать загадку: сколько яиц может съесть великан натощак? Если вы невнимательны, вы скажете: что ж, двадцать-то он наверняка съест. И вот вы уже попались. Потому что натощак он может съесть одно-единственное яйцо, второе будет уже не натощак. Теоретически это правильно, но вообще-то совершенно неверно, если подходить к этому с практической точки зрения, потому что одно-единственное яйцо, такую малость, настоящий великан и не заметит. Это яйцо ему на один зубок, оно проскочит в глотку, будто его и не было. Значит, лишь после десятого или двенадцатого или после первых полутора дюжин можно сказать, что это уже не натощак. И, обращаясь к вашему случаю: буде какая-то женщина осчастливила вас, если позволите так выразиться, то теоретически вы больше не невинны, но, если вы позже — предположим, через полгода — вспомните об этом, вы поймете, что те первые десять раз были еще чистейшей невинностью. И в этом деле требуется, как у великана, своя дюжина или даже полторы дюжины, пока ваша невинность, я бы сказал, не растворится сама по себе и не исчезнет.

На мальчика произвела впечатление непосредственность, с которой господин Нечасек рассуждал о вещах, о которых никто никогда не упоминал или говорил только вполголоса.

Как охотно желал бы он пойти вместе с этим мужчиной на следующую утреннюю воскресную прогулку, чтобы прослушать дальнейшие лекции, но отец повел его в городской театр, где маленький толстенький человечек, говоривший с венским акцентом, дирижировал хором рабочих. Он отчаянно жестикулировал, много говорил и кричал:

— Пусть не смущают вас громкие имена! Вы можете все то же самое, что и буржуазия. Больше отваги, товарищи!

А потом коротышка снял куртку и повесил ее на стул. И это на сцене театра! Зрители аплодировали, мальчик тоже был захвачен всеобщим порывом. В конце уже пели все вместе, песни подхватывал зал, у певцов выходили самые трудные рулады, и они сами себе аплодировали.

— Не давайте себя одурачить! — вскричал коротышка на прощание. — Шампанское, а не пиво — напиток пролетариата. Всего вам доброго! Вперед, заре навстречу!

Аплодисменты долго не утихали.

Когда мальчик на следующее воскресенье, сопровождая господина Нечасека в его воскресной прогулке, рассказал ему о маленьком дирижере, брадобрей Нечасек сказал: