Современная повесть ГДР

Ну а с тех пор, как я начал преподавать в институте, я полностью утратил связь со всеми членами нашей компании. Честно признаться, при не столь гигантских размерах нашего государства умудриться потерять связь с друзьями не так-то просто. К тому же в последнее время годы, проведенные в усадьбе Фронхаг, как бы вновь приблизились, опять обрели значимость. Они для меня как источник питания, от которого я могу подзаряжать аккумулятор своей душевной энергии. Разве понять это Марге, выросшей в скучном однообразии детской!

И вдруг — это приглашение. Я не имел ни малейшего понятия, как складывалась все эти годы жизнь Герда. Насколько мне было известно, он работал где-то в газете и, в общем-то, процветал. Если бы мне сказали, как все обстояло на самом деле, кто знает, решился ли бы я на эту встречу.

ХЕННЕР

Я знал, что Герд попал в серьезную переделку. Наша переписка прекратилась много лет назад, лишь время от времени мне попадалась в газете его фамилия.

Однажды вечером жена принесла мне конверт — она его уже распечатала. Это была одна из ее отвратительных привычек — полагать, что она имеет право читать все приходящие мне письма. Я и без того не собирался от нее ничего скрывать, но это абсолютное отсутствие внутреннего такта приводило меня в бешенство.

Под письмом стояла подпись Герда. Видимо, он сам бросил его в наш почтовый ящик, потому что на конверте не было ни марки, ни почтового штемпеля. Никогда не забуду охватившего меня странного чувства, с которым я торопливо пробегал глазами строчки. Как будто через дистанцию во многие годы мне навязывали воспоминания, которых я совсем не хотел. Воспоминания о той поре, когда для нас, казалось, не было ничего невозможного.

Герд писал, что очень хотел поговорить со мной, но что меня не было дома. Его уволили из газеты, читал я дальше, и ему грозит партийное разбирательство. Причиной было, по его словам, то, что он опубликовал интервью, не завизировав его у своего собеседника — врача, которому самовольно приписал высказывание о верности идеям социализма. Когда интервью уже появилось в газете, врач, оказывается, подал заявление на выезд в Австрию.

Конечно, писал Герд, как журналист я виноват в искажении высказываний врача. Но мне же пытаются приписать умышленный подлог! Что остается теперь делать? Другой профессии я не имею. А ведь если вылетишь из газеты, тебя больше не возьмет уже ни один редактор.

Держись-ка лучше в стороне, заявила, узнав обо всем, жена. Несчастья передаются, как зараза, а партийное разбирательство не шутка. Можно и самому запросто влипнуть в историю, хоть ты ни в чем не замешан.

Такой подход тоже был типичным для моей супруги. Держись в стороне! Как часто приходилось мне выслушивать от нее эту фразу во время нашей совместной жизни. Связывает ли меня с кем что-либо, обязаны ли мы чем-то друг другу — это ее совершенно не интересовало.

Разумеется, я не собирался держаться в стороне. В тот же вечер я написал Герду ответ. Что я возмущен несправедливостью по отношению к нему — если, конечно, все обстоит на самом деле именно так, как он утверждает. И что, по моему глубокому убеждению, должны найтись пути и средства, чтобы восстановить справедливость. Я писал, что сам, правда, в моем скромном положении среднеоплачиваемой ученой крысы, вряд ли могу быть чем-нибудь ему полезен. И что советую обратиться к Карине, которая занимает какое-то влиятельное положение, тем более что раньше между Гердом и ею…

Не знаю, пытался ли он разыскать Карину. Во всяком случае, на мое письмо он не ответил. Да и о делах Герда я больше ничего не слышал, к тому же мне хватало собственных забот — и на работе, и в связи с разводом… И вдруг я получил приглашение Герда. Тогда я впервые узнал, что он купил имение Фронхаг. В таком случае, подумал я, дела его не так уж плохи.

АННА

Он пришел в редакцию и увидел, что его стол опечатан. Зарплату, сказали ему, он будет пока получать как и раньше.

— Социализм!.. — бросил Герд в ответ.

Такого цинизма за ним раньше не замечали. Ему предложили работу в архиве или экспедиции, но он отверг все предложения.

Только не носись со своей обидой, как курица с яйцом, сказала я.

Писать я смогу и без должности, за гонорары, заявил Герд. Но он просчитался. Как раз тогда он готовил репортаж о восстановлении почв, подвергшихся эрозии. Все редакции, в которые он направил свой материал, прислали его обратно без каких-либо комментариев. Rien ne va plus![15]

Он никак не мог переварить это новое отношение к себе. Они же должны различать интересы дела и интересы личности, твердил он. Такого не может быть, по крайней мере у нас!

Переходный период, ответила я.

Герд с яростью захлопнул за собой дверь. Вернулся уже за полночь. Пьяный мертвецки.

— И это выход? — спросила я.

Его язык заплетался: переходный период!..

ГЕРД